Ф рагмент рецензии «Семейное счастье» Ксении Лариной в газете «Новые Известия»:

«Герои - Энди (Владимир Меньшов) и Мелисса (Вера Алентова) - за полтора часа сценического действия проживают целую жизнь: от беспечного детства до нахлынувшей старости. История их непростых волнообразных отношений, которые они упорно не желали признавать за любовь, состоит из милых нелепых подробностей, случайных несовпадений, которые постепенно и неотвратимо растаскивают влюбленных по разным краям пропасти. <...> Они ни в чем не совпадают - ни в отношении к жизни, ни в ее целях и смыслах, ни в определении приоритетов и ценностей, ни в способах самоутверждения. И в то же время нет на свете людей, ближе и роднее друг другу, чем эти двое. Они пишут друг другу письма в течение почти пятидесяти лет. Их физическая близость произойдет лишь спустя сорок лет после первой встречи. Он всегда будет верить в ее художественный талант, она будет посмеиваться над его политическими амбициями. Он будет старательно строить свой земной успешный мир сообразно с собственными представлениями о стабильности и успехе: кресло сенатора, дом, заботливая жена, трое сыновей, открытки к Рождеству, встречи с избирателями, здоровый образ жизни. Но по-настоящему важными в его мире будут лишь насмешливые строчки писем Мелиссы - так и не повзрослевшей девочки из школьного класса, с которой он когда-то обнимался на вечеринке».

Фрагмент рецензии «Дуэт в эпистолярном жанре» Ирины Алпатовой в газете «Культура»:

«Они отнюдь не играют самих себя. И все-таки, наверное, собственные жизненные коллизии не могут не наложить отпечаток на их сегодняшнее сценическое существование. Это, может быть, неуловимо и не всегда считывается зрителем. Зато дает какую-то внутреннюю «подсветку» героям, заставляя их говорить с неповторимым личностным акцентом. И, может быть, самая главная режиссерская заслуга Юлии Меньшовой в том, что она подхватила идею своей матери и добилась ее воплощения на сцене Пушкинского театра. Кстати, несколько лет назад актерский дуэт Алентовой и Меньшова уже появлялся на этой сцене - в спектакле «Пизанская башня». Так что для них нынешняя история дебютом не стала, в отличие от их дочери, которая на театральную режиссуру отважилась впервые».

Фрагмент рецензии «Спектакль с правом переписки» Романа Должанского в газете «Коммерсантъ»:

«Десять лет назад Яковлева и Табаков играли эту историю на почти пустой сцене. Каждому было отведено строго по половине игрового пространства, но если актриса еще совершала какие-то движения, то Табаков весь спектакль не вставал из-за стола. Это был прежде всего диалог голосов, и актеры смотрели на своих героев как умудренные опытом люди. Если те «Любовные письма» были элегической мелодрамой, то Юлия Меньшова решила сделать мелодраму эксцентрическую».

Марина Давыдова

Путем взаимной переписки

Ольге Яковлева и Олег Табаков в спектакле "Любовные письма"

Самая первая и простая ассоциация, которую вызывает эта премьера "Табакерки", - знаменитый мхатовский спектакль "Милый лжец", поставленный в 1962 году по пьесе американца Джерома Килти. Собственно, даже не пьеса, а литературная композиция, изготовленная драматургом из подлинных писем Бернарда Шоу и знаменитой английской актрисы Стеллы Патрик-Кемпбелл. Шоу играл Анатолий Кторов, Стеллу - Ангелина Степанова.

В основе спектакля "Табакерки" тоже лежит пьеса на двоих. Ее автор тоже американец - Альберт Гурней. А герои тоже пишут друг другу письма. Яковлева и Табаков так же, как когда-то Степанова и Кторов, пытаются втянуть зрителей в проживание жизни и судьбы героев, запечатленное в их эпистолярии. На этом сходство заканчивается.

Мхатовские корифеи превращали, в общем-то, коммерческую пьесу Килти в историю о прихотях любви и мрачных тайнах небытия. Они чувствовали масштаб личности своих персонажей и становились вровень с ними. Сложно забыть трагический монолог Степановой-Стеллы о гибели на войне ее сына или то, как читал Кторов письмо Шоу о смерти матери. В результате облик великого драматурга оказался накрепко спаян в сознании русских зрителей с лукаво ироничным Кторовым, а про Патрик-Кемпбелл многие до сих пор думают, что она говорила надменно ломаным голосом Степановой.

В отличие от мхатовской постановка "Табакерки" ни психологическими глубинами, ни трагическими высотами зрителя не поразит. Что обидно. Конечно, у Гурнея не было такой чудесной литературной основы. Но талантливый артист, как известно, не то что Гурнея - телефонную книгу сыграет так, что у зрителей случится катарсис. А в том, что Яковлева и Табаков - артисты недюжинного таланта, сомнений нет. Фокус, однако, не удался, ибо помимо таланта, потребна, с позволения сказать, и некоторая работа артиста над собой. Хорошо бы, например, характеры какие-нибудь для своих персонажей придумать, а не надеяться, что несколько любимых зрителями интонаций как-нибудь сами вывезут к успеху. Между тем проблема перевоплощения - вообще-то для театрального искусства центральная - в "Любовных письмах" явно отошла на задний план. Кторов и Степанова играли персонажей . Табаков ничтоже сумняшеся самого себя. Благо, биография у героя подходящая - провинциальный мальчик, сделавший головокружительную карьеру, но в своей поднебесной суете не чуждый еще подлинным человеческим чувствам. Для того чтобы перевоплотиться в такого героя, Табакову никаких усилий прилагать не надо. Он и не прилагает. Даже текст толком выучить не удосужился. Поэтому в отличие от Яковлевой, которая расхаживает по сцене, жестикулирует и вообще чувствует себя совершенно свободно, руководитель двух московских театров практически весь спектакль сидит на стуле, как престарелая Сара Бернар, судорожно вцепившись в письма своего героя. В руках он для пущей важности держит ручку и иногда что-то пишет. Видимо, заметки на полях собственных писем. Два раза встает, но листков с текстом из рук не выпускает. То есть чтение писем становится в данном случае чтением в прямом смысле слова. Даже фразу из последнего письма, написанного уже после смерти возлюбленной, "я никогда никого не любил так, как Мелиссу", Табаков, как Брежнев из анекдотов, тоже умудряется произнести по бумажке.

Яковлева смотрится гораздо лучше - и текст добросовестно выучила и продемонстрировала превращение задорной девочки в женщину с нелегкой судьбой. Но для актрисы такого дарования это тоже довольно мелко. Как будто чемпион мира по плаванию демонстрирует свое мастерство в лягушатнике. Следует признать, что даже в этой очевидной халтуре Яковлева и Табаков все равно умудряются понравиться зрителям и в финале срывают бурные продолжительные аплодисменты. Но обольщаться этим успехом вряд ли стоит. В театральные анналы, несмотря на звездный состав, спектакль явно не войдет.

Постановщику "Любовных писем" Евгению Каменьковичу претензии предъявлять сложно. В таких представлениях не может быть эффектных мизансцен или замысловатых декораций. Они в конечном итоге всегда отдаются на откуп актерам. Более того, они обычно актерами и инициируются. "Любовные письма" - это, по сути, парный бенефис. Жанр почтенный, но опасный. Ибо бенефициант не может свалить неудачу на обстоятельства, слабую режиссуру или скверную пьесу. На подобные оправдания всегда можно ответить ему: "Ты сам этого хотел, Жорж Данден".

Известия , 14 сентября 2000 года

Алексей Филиппов

Мелисса и Эндрю

Новая премьера "Табакерки" стала бенефисом Ольги Яковлевой и Олега Табакова

"Любовные письма", последняя премьера Театра-студии Табакова, (режиссер Евгений Каменькович, продюсер Олег Табаков), напоминает о том, что театр - прежде всего живая эмоция, чувство, идущее со сцены в зал.

На "Любовных письмах" даже очень искушенный зритель ловит себя на том, что глаза у него, оказывается, на мокром месте. И после спектакля ему хочется говорить о чисто личных переживаниях.

Два актера читают письма, которые их герои писали друг другу на протяжении всей жизни. Ольга Яковлева - за Мелиссу Гарднер, девочку из очень богатой семьи, прелестное существо, сначала ставшую художницей и скульптором, а затем - алкоголичкой и шлюшкой. Олег Табаков - за Эндрю Ледда III, серьезного и добропорядочного мальчика из среднего класса, сделавшего блестящую карьеру, попавшего в сенат и любившего свою бывшую одноклассницу всю жизнь.

Письмо девочке, пришедшей в класс с няней и напомнившей ему принцессу из страны Оз; письмо мальчику, поздравившему ее с Рождеством; рисунок любимой собаки; письмо с упреками за то, что у нее в гостях он танцевал с другой. А через несколько лет героиня закрутила роман с его приятелем, и он нашел себе другую подружку; в колледже они наконец уединились в отеле, но из-за сильного волнения у них ничего не вышло. Потом девушка уехала в Италию учиться живописи, молодой человек ушел служить во флот и чуть было не женился на японке - и вот обоим уже под сорок, у нее за плечами развод, не слишком удачная выставка в Нью-Йорке, несколько запоев, две девочки, которых отсудил бывший муж, а он удачно женился и стал младшим партнером в известной юридической фирме. Его жизнь упорядоченна и ясна, и он больше не собирается с ней встречаться - это не женщина, а воплощенный хаос: разрушая свою судьбу, она калечит и чужие. Но письма не прерываются - у нее в жизни нет больше ничего, ему она тоже зачем-то нужна.

С женой все, слава Богу, наладилось, один сын вроде бы соскочил с иглы, другого лечат от заикания - ясность и упорядоченность всего лишь миф, и у него нет ничего, кроме удачной карьеры. Обоим уже сильно за сорок - и они наконец встречаются: герои платонического романа превращаются в любовников. На этот раз у них все получается, и они счастливы, - но у сложившейся, обустроенной жизни есть своя инерция, и ее уже не изменишь. Его ждут новые выборы, ее - окончательное безумие с редкими моментами просветления. Узнав, что она "вернулась в страну Оз", он собрался было к ней примчаться - но героиня, растолстевшая и опустившаяся, умоляет этого не делать, иначе она просто уйдет. И она в самом деле уходит, а он снова пишет письмо, на этот раз ее матери, и говорит той все, что не решился сказать на похоронах: Эндрю Ледд III наконец-то понял, что любил ее дочь всю жизнь - и не представляет, как ему быть дальше... И тут героиня, вышедшая из-за кулисы, в первый раз глядит ему в лицо.

У театра есть собственная магия, свои секреты. В век интернета это искусство может показаться архаичным и чересчур камерным, но то, что может сделать настоящий театральный актер, не достичь никакими монтажными ухищрениями. Ольга Яковлева, в 1970 году сыгравшая Джульетту, на наших глазах становится маленькой девочкой, девушкой, женщиной, переживающей неудачное замужество, грузной, опустившейся старухой - и при этом почти не играет, редко встает с кресла. Театр, который она здесь создает, насыщен внутренними психоэмоциональными токами не хуже любого эзотерического действа: он глубоко духовен, и в этом его преимущество перед зрелищами компьютерного века.

Яковлева божественна, а Табаков очень хорош - и для самого себя достаточно традиционен. Табаков мастер - он точно, уверенно, получая удовольствие от собственной техники, "работает спектакль". Но спектакль, в отличие от киноленты, живет и развивается: ближе к финалу Табаков и Яковлева вели свои роли на одном внутреннем уровне. Через несколько представлений, когда они станут лучше чувствовать друг друга и публику, ансамбль должен сравняться... Но об этом, право, не слишком интересно говорить.

Тот, кто посмотрел "Любовные письма", скорее, вспомнит собственные проблемы и станет грустить, философствовать и в который раз пережевывать прошлое. И в этом суть и смысл настоящего театра, пресловутый аристотелевский "катарсис" (внутреннее очищение посредством страха и сострадания), редкий гость и на сегодняшней сцене и в сегодняшней жизни.

Новые известия, 14 сентября 2000 года

Елена Ямпольская

Один день из жизни "Табакерки"

Утром она открыла новый сезон, а вечером показала первую премьеру

Начиная с сегодняшнего дня и в течение как минимум целого месяца, средства массовой информации будут уделять повышенное внимание персоне Олега Табакова. Публике лучше сразу примириться с этой неизбежной перспективой. Открытие сезона в «Табакерке» и премьера «Любовных писем» - всего лишь вступление, увертюра, ну в лучшем случае первый акт. На коду пойдем ближе к концу сентября, когда «Палыч» впервые соберет в качестве нового худрука труппу чеховского МХАТа и даст добро (или не даст такового, что, впрочем, маловероятно) на выпуск «Сирано де Бержерака», завершавшегося уже без Олега Николаевича Ефремова. Сюжетные линии второго плана развернутся вокруг выхода двух книг - об актерах табаковского «подвала» (издательство «Центрполиграф») и самого Табакова (Золотая серия фонда «Триумф»). Легкий жизнерадостный финал обещает быть сыгран 9 октября на сцене театра «Современник» - там пройдет запоздалое юбилейное чествование.

«Будьте строже к себе»

Как заметил сам худрук, встреченный овациями на сборе своей «подвальной» труппы, «это уже попахивает культом личности».

Первый в сезоне общий сбор в «Табакерке» обычно трубят весело, с прибаутками и сюрпризами. На сей раз в качестве сюрприза выступили хоть и маленькие, зато настоящие золотые и серебряные памятные знаки - ветеранам, «предусмотрительно влившимся в штат театра» 15 и 10 лет назад соответственно. В числе золотых медалистов оказались Михаил Хомяков, Евдокия Германова, Марина Зудина, Сергей Беляев, Александр Мохов, Андрей Смоляков. Серебро получили Ольга Блок-Миримская, Алексей Золотницкий, Евгений Миронов, мама Евгения Миронова (билетер) и художник Александр Боровский, которому в честь 40-летия вдобавок выкатили на сцену новенькую газонокосилку. Таким образом, подарками и лаской был охвачен практически весь нынешний костяк труппы, те, на ком реально держится репертуар (исключая, конечно, родственников).

Серебро выплавлялось с расчетом на Владимира Машкова, прибывшего-таки на историческую родину - ровнехонько к широкой премьере кинополотна «Русский бунт». Однако на сборе труппы он отсутствовал, потому вопросами дальнейшей судьбы этого великолепного актера в своей альма-матер, а также подробностями и результатами затянувшегося голливудского бунта Владимира Машкова - бунта, наверное, далеко не бессмысленного, но достаточно беспощадного по отношению к родному театру - «Новые Известия» займутся в ближайшее же время, особо и пристрастно.

Ежегодную тронную речь Олега Табакова выгодно отличает отсутствие социальной патетики. В нынешнем году практически каждый сбор труппы включает отдельный спич о подлодке, башне и Пушкинской площади. Табаков не упоминал о них вообще. Не по причине цинизма, а по причине профессионализма. Он знает, что бардаку в бездарной стране можно противостоять только талантом и работой. И говорит поэтому всякий раз только о работе и таланте, ибо темы эти неисчерпаемы и не нуждаются в подпорках из пустого, к делу не относящегося пафоса. Сосредоточенно обкусывая ноготь, отбросив милый шутейный тон, Табаков в двух словах обозначил главную опасность, подстерегающую вроде бы благополучный во всех отношениях театр: «Инерция успеха». Святые слова - что есть, то есть. Временами на этой самой инерции основательно прокатывается та или иная «табакерковская» премьера. «Будьте строже к себе», - призвал худрук. Пройдет чуть больше двух недель, и на сборе уже частично сокращенной мхатовской труппы ему придется вести еще более нелицеприятную речь об инерции неуспеха. Что он сможет сказать актерам МХАТа? Вероятно: «Будьте строже к себе»...

Эпистолярная трагедия

Итак, «Табакерка», «сильно потратившись на медали и букеты», начала новый, 15-й сезон сразу на двух площадках. Сцена филиала «Маяковки» на Сретенке приняла официальную премьеру «Любовных писем» - Табаков в дуэте с Ольгой Яковлевой, пьеса американского драматурга Альберта Гурнея, постановка Евгения Каменьковича, сценография Александра Боровского.

Два часа без антракта. История о любви, целиком ушедшей в слова. Наверное, надо пережить однажды такую ситуацию, чтобы в полной мере оценить ее кладбищенский юмор. Любовь, выражаемая исключительно на словах, не перестает быть любовью, но отдаляется от реальной жизни, как корабль, покидающий причал. Двум хорошим людям - девочке и мальчику - не хватило какого-то главного усилия, чтобы вытянуть свое чувство в материальный мир. Или, напротив, усилие оказалось столь мощным, что сразу вывело спутник их любви на околоземную орбиту, в разреженные слои атмосферы, ближе к садам Эдема. А сами они остались на земле. Где обоим чертовски плохо. Потому что, как поется в одной современной песенке, «вместе невозможно и врозь никак».

Мальчик и девочка достаются нам, зрителям, в довольно потрепанном жизнью виде, однако сущность от этого не меняется. И Яковлева, и Табаков - большие мастера обаятельного инфантилизма. Цивилизованным, воспитанным детям дома объяснили, как это важно - писать письма, как это полезно - писать письма, как расширяются Лексикон и кругозор в процессе писания писем... Вот они и пишут. Бред. Кошмар. Свидание Ромео и Джульетты не на балконе, а в Интернете, Кстати, сейчас такую любовь назвали бы виртуальной.

Школа, лыжи, бассейн, хоккей, поездки на море, визиты к врачу, развод родителей... Жестокие игры маленькой женщины. Застенчивая настойчивость мальчишки. Он задает ей столько вопросов, что она вынуждена отвечать, как на референдуме: да, да, нет, да... Первая ревность. Первое представление о предательстве. Сумбурные обвинения, такие же извинения. Первые рискованные шутки и не вполне целомудренные признания. Встречи все реже, письма все чаще. Пропасть ширится.

Они взрослеют на наших глазах, если можно, конечно, так выразиться, поскольку точнее будет сказать - в наших ушах. Скитания, свойственные взрослой жизни, прибавляют работы почтовым ведомствам. Здравствуй из Гонконга, прощай из Флоренции, счастливого Рождества из десятка не совпадающих в пространстве точек. Письма плывут по одному руслу, жизнь течет по другому

У нее замужество без любви, первенец, ребенок «номер два», занятия живописью.

У него смерть отца, Гарвард, мысли о политике.

У нее развод, у него роман. Они не совпадают не только в пространстве, но и во времени.

У него семья, карьера, обычные проблемы с сыновьями.

У нее выставки и наследственный алкоголизм.

У него сенаторство, у нее случайные попутчики в постели.

Они уже давно не люди, а тени людей, живущих по-настоящему только в письмах.

Совсем простая история.

Кроме писем, у них было несколько ночей. Весь любовный барыш - после почти полувекового ожидания. И уже осторожно заводилась речь о разводе - ночи оказались слишком хороши, но... Жена, дети, товарищи по партии, скандал в желтой прессе, на носу выборы... Хорошие мальчики тоже бывают трусливыми. Не переставая при этом быть хорошими.

Счастливого Рождества, прими мои поздравления, прими мои соболезнования, счастливого Нового года, как ты? Где ты?.. - это все, что от них осталось. Двум чересчур воспитанным детям недостало смелости крикнуть: «Мы теряем друг друга!», как кричат в операционной, потому что своевременным повышением голоса тоже можно повернуть обстоятельства вспять.

Я не знаю, хорошо ли играют Табаков и Яковлева. Не успела заметить, не хватило времени оценить. В равной степени теряюсь с произнесением умных слов о режиссуре Каменьковича. Девочке принадлежит левая часть сцены, мальчику - правая. Актеры ни разу не приближаются друг к другу и впервые берутся за руки лишь на поклонах. Она - гибкая и вертлявая, как обезьянка, он - смешной, пухлощекий, в бейсболке и с трубкой. Зал попеременно обволакивается то сигаретным дымом, то ароматом хорошего табака. Вот и все "художественное" решение». Я знаю только, что «Любовные письма» - великолепная пьеса, и из нее получился щемящий, нежный и безнадежный спектакль. Желательно иметь в сумочке валидол и носовой платок - на «Любовных письмах» начинает болеть сердце. Вдумайтесь: масса людей, от природы не способных понять, что такое любовь, живут долго и счастливо, рожают детей, строят дома, ходят в гости. А двое, наделенных этим редчайшим талантом - любить, проигрывают свою жизнь бездарно и бездумно. Так не должно быть, не должно, не должно!.. - но бывает, к сожалению, на каждом шагу

Вечерняя Москва, 15 сентября 2000 года

Ольга Фукс

Не теряя осанки

А. Гурней. «Любовные письма». Реж. Е. Каменькович. Театр Олега Табакова

К любовной тематике «Табакерка» подходит очень основательно и осторожно. На вершину не лезет, изучает подходы к этой самой вершине - все то, что сопутствует, предшествует или является следствием, а то и обратной стороной любви. Это видно даже по названиям из репертуара: «Сублимация любви», или (с другой стороны) «Секс, ложь и видео», или (уже теперь) «Любовные письма».

«Письма» режиссер Евгений Каменькович поставил в соответствии с указаниями автора (американский драматург Альберт Гурней), записанными в контракте: «...актер и актриса примерно одного возраста, сидящие за столом (в нашем случае - Ольга Яковлева и Олег Табаков)... актеры не смотрят друг на друга до самого конца, когда Мелисса может наблюдать, как Энди читает свое последнее письмо». А также в согласии с приоритетами Олега Табакова, которому дороже всех внятно выраженных, а то и явно выпирающих режиссерских концепций взаимодействие и взаимозависимость партнеров, их взаимное донорство.

«Любовные письма» - история длиною в жизнь, прочерченная крупным пунктиром, эпистолярная любовь, полувековая проверка на искренность, сентиментальность. Двое пишут друг другу письма со второго класса (когда друзья выбираются по наитию и, как потом оказывается, на всю жизнь) до гробовой доски. Зависимость от родителей, бунт против них, поиски себя, ошибки беспомощной молодости, взаимные обиды и доверие, влюбленности, измены, дети, проблемы, муки творчества, взлеты карьеры, добропорядочные поздравления с Рождеством и соболезнования в связи с кончиной близких - и все растущая уверенность, что самое главное в жизни - именно в этих письмах. Которые давали все, чего недоставало в жизни. И которые крали смысл у всего, что происходило в жизни, обесценивая ее реальность. Борхес описал подобное положение вещей в печально-остроумном эссе о раздвоении «Борхес и я» - один живет для того, чтобы другой мог писать свои книги, и эти книги оправдывают того, кто живет.

Олег Табаков играет так, точно сознательно посадил себя на строжайшую диету, резко ограничив зрителей в потреблении всех своих сочных актерских роскошеств, - сжато и скупо. Под стать своему герою - дисциплинированному американскому мальчику Энди, который запрятал глубоко внутрь мечту о любви, но тем самым сохранил ее на всю жизнь. Он почти не встает со своего стула, зарывшись в письма, но не теряя осанки. Тогда как Ольга Яковлева в роли стихийной девочки Мелиссы - взбалмошной, свободной, пьющей, искренней, талантливой, непутевой - словно не находит себе места: вскакивает, устраивается на столе, прячется под ним, свешивается со стула. Весь спектакль Табаков подчеркнуто и сознательно выполняет то, к чему подошел бы балетный термин «поддержка», - держит структуру и ритм, служа огранкой для «бриллианта» по имени Ольга Яковлева. И - поскольку в бриллиантах разбирается - получает от этого удовольствие. Ее игре наиболее адекватен перевод на поэтический язык - «так играют алмазы, так играет река» (Б. Пастернак), далее по тексту.

Они читают свои письма на разных краях длинного стола, словно существуют на противоположных энергетических полюсах. Художник Александр Боровский уставил половину Энди дорогими письменными приборами, а половину Мелиссы завалил бутылками, фужерами, кисточками и карандашами, разделив их занавесом, который постепенно сдвигается, как шагреневая кожа: близость растет, а жизнь сокращается.

Коммерсант , 15 сентября 2000 года

Роман Должанский

Яковлева и Табаков обменялись "Любовными письмами"

Театр под руководством Олега Табакова открыл сезон премьерой пьесы американского драматурга Альберта Гурнея "Любовные письма". Пьеса написана для дуэта откровенно коммерческого свойства. На такие спектакли идут не из-за названия, сюжета или интерпретации, а просто поглядеть на любимых актеров. В данном случае - на самого Табакова и Ольгу Яковлеву, играющих всю жизнь двух героев.

Жизнь умещается меньше чем в два часа сценического действия, без антракта. Впрочем, слово "действие" к этому спектаклю, поставленному Евгением Каменьковичем, можно применить с большой натяжкой. Олег Табаков и Ольга Яковлева сидят по бокам сцены, разделенные занавесом, и читают письма, которыми их персонажи начинают обмениваться еще с детства. То есть она-то время от времени встает и демонстрируют свою, уже вошедшую в историю театра, лениво-надменную пленительную походку. А вот он фактически весь спектакль не поднимается из кресла, нечасто отрывая глаза от текста писем и почему-то черкая на полях давно отправленной корреспонденции - то ли потому, что еще не слишком уверенно знает текст, то ли боится пойти наперекор известному, как сообщает программка, американскому драматургу. Альберт Гурней настаивал, что пьеса "лучше всего работает, если актеры не смотрят друг на друга до самого конца". Яковлева оказывается не столь покорной, она так и норовит стрельнуть взглядом. Женщина есть женщина.

Посмотреть друг другу в глаза им мешает не столько запрет автора, сколько занавес. Очевидно, он обозначает течение жизни, потому что за время спектакля собирается к центру сцены рывками, ужимаясь, как шагреневая кожа. А на вытянутых вдоль рампы двух столах обнаруживаются предметы реквизита, у Мелиссы Гарднер это в основном бутылки, у Эндрю Ледда III (имя у него такое) - канцелярские принадлежности. Что тоже вполне символично, потому что героиня, неуспешная художница, в конце концов спивается, а герой, напротив того, делает политическую карьеру и даже становится сенатором.

Кстати, любовными их письма можно назвать только в широком смысле слова. Слов о любви очень мало, эпистолярный жанр служит просто формой для беглого, без чувственного пафоса, но не без изящества написанного конспекта двух параллельных судеб. У каждого из героев, естественно, с годами появляются семьи, дети и бытовые проблемы, провалы и успехи, надежды и разочарования. А латентный их роман, начавшийся с того, что мальчик подглядывал в девчоночью раздевалку, превращается в реальную связь, когда героям уже пятьдесят или около того, да и то ненадолго. Она вскоре совсем опускается, заболевает, умирает, и вот уже Табаков зачитывает самое последнее письмо - один, стоя перед возвращенным в исходное положение занавесом-кожей.

Вот уж что точно нельзя определить шагреневой метафорой, так это сценические харизмы обоих актеров. Казалось бы, и все интонации, понадобившиеся для "Писем", известны наизусть, и история стара как мир, и даже не притворяются, что играют. Ан нет, зрительницы к финалу тянут руки к сумочкам за платками. Хлопают так, как будто в первый раз задумались о скоротечности бытия. Ну и ничего, что похоже на радиотеатр. Зато актеры все-таки хорошие, жизнь действительно коротка и счастья на белом свете нет.

Культура , 21-28 сентября 2000 года

Наталия Каминская

Львы зимой

"Любовные письма". Театр п/р О.Табакова

Лев и Львица. Олег Табаков и Ольга Яковлева. Играют успешную бродвейскую пьесу на двоих "Любовные письма". Ее автор, американец Альберт Гурней, отлично усвоивший отечественную драматургическую традицию, – конечно, не Уильямс. Но похож. При несильном приближении. При сильном – сразу виден другой объем, без психологических бездн, без мучительной изнанки сознания. Но и у Гурнея жизнь хрупка и трагична – настолько, насколько бывает грустна всякая история невоплотившейся любви. Фабула пьесы расписана железной рукой профессионала – это история любви в письмах. Их пишут сначала школьники, потом студенты, потом молодые люди, делающие карьеру и семью, потом зрелые человеки, по-разному распорядившиеся своими жизнями. Последнее письмо Он пишет не Ей, а ее матери, ибо его постоянного адресата уже нет в живых. Принципиальное отличие мужской природы от женской в пьесе тоже прочерчено твердой рукой грамотного американского литератора. Энди недалек и нетонок, в его приоритетах – спорт, служебная, а следом – политическая карьеры. Ну и, конечно, патриотизм, долг перед обществом и все такое прочее. Мелисса, в противоположность, вся в долгах – не денежных, ибо богата, а социальных: перед собственной семьей, карьерой и обществом. Шальная женщина, живущая эмоциями, и правильный мужчина, гордость нации. Тяга противоположных электрических зарядов друг к другу. По законам физики это взаимное притяжение дает искомый контакт. По беспроигрышным сценическим схемам – не менее желанный залог драматического развития событий. В старых классических пьесах свадьба недаром венчала действие. О том, какое счастье ждало бы героев после этой лучезарной развязки, зрителю заведомо не положено было знать. Здесь же, в чистой модельной ситуации, на все сто процентов отработанной лучшими представителями американской литературы ХХ века, заключение счастливого союза невозможно априори. Что и славно. Что и обеспечивает мощный мелодраматический эффект. Из пункта А в пункт Б и обратно следуют письма-диалоги, в которых с математической точностью размещены все перипетии несбывшегося, но вечно зовущего.

Да здравствуют беспроигрышные драматургические схемы! Они прекрасны уже тем, что в них всегда есть что играть хорошим артистам.

Ольга Яковлева играет Мелиссу замечательно. Актриса, рожденная для воплощения хрупких героинь Уильямса, легко раздвигает более скромные объемы Гурнея. Озорство и беззащитность вечной девчонки, кровоточащие душевные изломы, отчаянные броски навстречу счастью и ощутимое неверие в его возможность – перед нами богатейшая акварельная палитра актрисы Яковлевой. Даром что играет женщину, занимающуюся живописью.

Игра Олега Табакова в этом дуэте – сродни качественной балетной поддержке. И здесь просматривается стройный математический расчет профессионалов, причем к актерской паре стоит в этой связи прибавить режиссера Евгения Каменьковича. Коль скоро жизненный путь Энди – твердое восхождение к социальной вершине, а Мелиссы – неуклонное съезжание под откос, их физическое существование на сцене расписано, как в балетной партитуре. Свобода ее движений, необыкновенная подвижность в отведенной ей половине сцены находятся в постоянном контрасте с его вечным сидением на своей половине. Бренные оболочки душ, всю жизнь тянувшихся друг к другу, будто сделаны из разных материалов: тяжелого, устойчивого и хрупкого, летящего. Режиссер Каменькович классно "умирает" в актерах. Справедливости ради как не заметить, что это ныне – редкое умение, даже когда есть, в ком "умереть". Художник Александр Боровский – еще один безусловный профессионал в этой затее. Его декорацию – занавес и два стола с характерными для персонажей аксессуарами – хоть сейчас вези на тот же Бродвей. Нетрудно. Недорого. Однако кто скажет, что декорация бедна по смыслу, пусть бросит в меня камень. Занавес ползет с двух кулис в середину сцены, намертво отделяя героев друг от друга. От накопившейся за всю жизнь героев переписки он становится все более узким, а к финалу выглядит тоненькой полоской. Сантимент последовательно отвоевывает все новые пространства сцены, пока не захлестнет ее целиком. И вот Табаков выходит на коду. Выходит, в буквальном смысле слова, вплотную к рампе. Он "отсылает" последнее письмо к матери умершей возлюбленной, где признается, что Мелисса была единственным настоящим смыслом его жизни. Голос артиста дрожит, съезжает на глухие тембры и срывается. Тут в зале – без вариантов. Как сказано у Пушкина, "и слеза туманит ясные глаза".

Резюме так и тянет исполнить в пафосных тонах. Новый спектакль Табакерки – откровенно коммерческое предприятие. Ну и что? Будем по-прежнему упорствовать и вешать между коммерций и искусством разделительную штору, наподобие той, что сочинил художник А.Боровский? Прикажем себе не слышать оваций и не видеть зрительских толп у входа в театр? Наконец, не признаемся самим себе в испытанном удовольствии? К черту! Не лучше ли научиться делать хорошие коммерческие спектакли?

Вечерний клуб, 22 сентября 2000 года

Глеб Ситковский

Урок слезного чистописания

"Любовные письма" Альберта Гурнея, реж. Евгений Каменькович. Театр п/р О.Табакова

Индейка по имени "жизнь" - это такая птица, от которой рано или поздно остаются одни лишь обглоданные кости. В новом спектакле "Табакерки" Ольга Яковлева и Олег Табаков расправляются с этой экзистенциальной трапезой быстрее, чем за два часа. они, собственно, и сидят весь спектакль так, будто поужинать собрались - за длинными столами друг против друга, но только не ножами орудуют, а письма читают. Историю своей жизни то есть.

История простая. Мальчик с девочкой дружил. Дружбой, разумеется, дорожил. Мальчик и девочка с детства полюбили писать письма. Сначала просто в чистописании и рисовании тренировались, потом втянулись как-то. Она - "дорогая Мелисса", он - "дорогой Эндрю". И так всю жизнь.

Потом дорогая Мелисса уехала учиться на скульптора в Италию. а дорогой Эндрю занялся юридической карьерой. У каждого женитьба, дети, работа - обо всем аккуратно сообщалось в переписке, растянувшейся на годы. Она себе потихоньку спивается, он забирается по служебной лестнице все выше и выше и вот уже чуть ли не в президенты всея Америки метит. Под конец жизни - чуть-чуть любви, а потом - смерть, конечно. Последнее письмо в память о "дорогой Мелиссе" Табаков зачитывает под дружные всхлипы зала.

Что можно сказать о мелодраме бродвейца Альберта Гурнея, которую давно, еще где-то на гастролях в Японии, присмотрел для себя одноименный худрук театра под управлением Табакова? Пьеса не хороша и не плоха. "Любовные письма" - то, что принято называть "верняк". В этой партитуре заранее расписано: а) когда вы засмеетесь; б) когда притихнете, с "отвращением читая жизнь свою"; в) когда полезете в карман за платком.

Пьеса Альберта Гурнея - превосходный пример театрального чистописания. Играть эти "Письма" надо так же, как писать, - грамотно и чистенько, и тогда успех будет обеспечен. А театральным прописям Ольгу Яковлеву и Олега Табакова учить не следует. Они оба - актеры настолько высокого класса, что делают из пьесы чуть-чуть больше, чем она есть, и за их бесстрастным чтением можно иногда даже увидеть, какими эти седенькие мальчик и девочка были в детстве.

Эндрю-Табаков, тщательно избегающий кокетства и рисовки, просидит, недвижный, на своем стуле почти весь спектакль. В отличие от Мелиссы - Яковлевой, которой трудно усидеть на месте - она все время порхает по сцене, часто оказываясь то на столе, то под столом. Так обычно бывает в балете - партнер поддерживает партнершу, пока та исполняет сложные па.

От режиссера при постановке подобной пьесы требуется тоже минимум театральной грамотности, что, собственно, Евгений Каменькович и продемонстрировал. Пожалуй, единственная режиссерская находка - занавес, исподволь, рывками открывающий нам сначала его, потом ее. Занавес так и не откроется до конца спектакля - просто сдвинется к середине сцены, и в этот момент жизнь кончится.

Все время представления казалось порой, что присутствуешь на показательных выступлениях фигуристов. У них, в фигурном катании, полагается, чтобы каждый спортсмен выполнил на льду необходимое количество технических элементов - всякие там двойные тулупы, тройные нельсоны и еще Бог знает что. Если бы я на таком соревновании представлял Russian Federation, то непременно поставил бы Ольге Яковлевой и Олегу Табакову самые высокие оценки и за техничность, и за артистизм. Но об их превосходных навыках в театральном ремесле я был осведомлен и раньше. Два больших актера показали все, что от них ждали. А должны были показать - больше.

Общая газета, 21-27 сентября 2000 года

Мария Седых

Ждите ответа

Ольга Яковлева и Олег Табаков в "Любовных письмах".
Режиссер Евгений Каменькович

ХОЧЕШЬ - не хочешь, все, что говорит и делает сегодня Олег Табаков, воспринимается в контексте судьбы вверенного ему Художественного театра.

Вот и на премьере «Любовных писем», поставленных в родной Табакерке, сидишь и невольно прикидываешь, какова будет цена успеха нового дела, из чего он будет складываться. А «успех» - ключевое слово во всех интервью, которые артист давал вслед объявлению о назначении.

Когда-то один знаменитый русский режиссер начинал репетицию возгласом: «Чем будем удивлять?» Сегодня, кажется, посыл упрощен: «Чем будем заманивать?» Аншлаг «Любовных писем» третьеразрядного американского драматурга Альберта Гурнея обеспечен в Табакерке дуэтом перворазрядных московских артистов. Кому не интересно посмотреть на Ольгу Яковлеву с Олегом Табаковым? Очаруется или разочаруется, публика узнает потом, когда будет из театра выходить.

Такой путь надежен и не раз опробован. Многочисленные слухи о вербовке «звезд» разной величины в труппу МХАТа подтверждают стратегию нового руководителя. Закавыка здесь только одна. «Основоположники», как известно, формировали свой театр ровнехонько по обратному принципу. «Звезд» на русской сцене и тогда было не занимать стать, а про «мхатчиков» говорили, что они не токмо на «премьеров», а даже на артистов-то не похожи.

Герои «Любовных писем» как раз только на артистов и похожи.

История хрупкой, изысканной девочки из богатой семьи и робкого провинциального мальчика, сделавшего головокружительную карьеру сенатора И, как водится, заматеревшего, уходит куда-то на второй план, уступая место истории недоигранных Яковлевой ролей в пьесах Теннесси Уильямса и много раз сыгранных Табаковым «обыкновенных историй».

Ольга Яковлева, конечно, нервней, драматичней, разнообразней, потому что стремится добрать недоданное. Хотя поначалу играет Арбузова, заменившего ей в свое время Уильямса. А Табаков даже вида не делает, что персонаж ему хоть сколько-то интересен. Дался нам персонаж, когда есть два часа вполне фирменного Олега Павловича. И в чем-то он прав. Этот Эндрю, или как его там, так скудно, так плоско написан, что наш артист все равно богаче будет.

Новый спектакль Табакерки не хорош и не плох. Положим, скучен местами, но местами и увлекателен. В нем нет агрессивной пошлости антрепризы и есть некая достойная уверенность в себе, не переходящая в самоупоение.

Однако думы о MXATe (кстaти, говорят, Ольга Яковлева тоже приглашена), возможно, неуместные в данном случае, заводили мысли и чувства совсем не по адресу любовных писем.

Ну, завлекут в Камергерский публику на новых старых или старых новых артистов. Ну, будет аншлаг в антрепризе с эмблемой «Чайка»...

Известна формула: если полжизни работать на успех, то вторую половину - успех будет работать на тебя.

Однако МХАТ прожил уже несколько жизней - старел, обновлялся и вновь старел. Кто на кого должен теперь поработать на этой сцене, в этих стенах большой вопрос. Или вовсе уже не вопрос?

Почему же грядущий на МХАТ успех (а Табаков своего умеет добиваться) навевает грусть и чуть ли не чеховскую тоску? Да потому же, почему жаль обветшалое имение, окруженное вишневым садом, когда представишь, как здесь расположились дачники.

Нам, нынешним, зиающим тех героев лучше автора пьесы, трудно принять историческую необходимость за историческую неизбежность.

Впрочем, в «Любовных письмах» об этом ни полслова, разве только, если по старой привычке читать между строк...

Пьеса американца Альберта Гурнея "Любовные письма" ("Love letters") появилась на московских афишах больше десяти лет назад, тогда ее в Театре Олега Табакова под руководством режиссера Евгения Каменьковича сыграли Ольга Яковлева и сам Олег Табаков. Удивляться, впрочем, следует как раз не тому, что пьесу Гурнея опять поставили, а тому, что про нее так долго никто не вспоминал: "Любовные письма" - беспроигрышный материал для бенефиса двух немолодых знаменитостей. Он и она, Энди и Мелисса, пишут друг другу письма на протяжении всей жизни. Мальчик и девочка встретились еще в детстве, решили обмениваться письмами - и следовали этой привычке несколько десятилетий. Конечно, они любят друг друга, но слов о любви в пьесе не так много. "Любовные письма" - изящно сочиненная история несовпадений, конспект двух судеб, которым не дано было соединиться. Настоящий роман героев, короткий и тайный, случившийся уже в очень зрелые годы, привел только к разочарованию. Вся жизнь укладывается в полтора часа сценического времени, и краткость земного бытия - одна из безусловных тем Гурнея: год, прошедший между двумя поздравлениями с Рождеством, занимает всего лишь секундную паузу между посланиями. Самих событий на сцене нет, они спрятаны между торопливо написанными строчками: "Иду кататься на лыжах" - "Очень жаль, что ты сломала ногу". Десять лет назад Яковлева и Табаков играли эту историю на почти пустой сцене. Каждому была отведено строго по половине игрового пространства, но если актриса еще совершала какие-то движения, то Табаков весь спектакль не вставал из-за стола. Это был прежде всего диалог голосов, и актеры смотрели на своих героев как умудренные опытом люди. Если те "Любовные письма" были элегической мелодрамой, то Юлия Меньшова решила сделать мелодраму эксцентрическую. Поэтому здесь Энди и Мелисса и в пенсионные свои годы словно сохраняют непосредственность мальчишки и девчонки из первого эпизода, в котором она стоит в кукольной позе и наивно смотрит в никуда, а он готовится запустить в небо игрушечный самолетик. Может быть, еще и поэтому пьеса смотрится свежо. Но не только поэтому: в спектакле "Табакерки" были не только другие интонации, но и другие слова. Теперь герои, прежде всего Мелисса, не стесняются в выражениях ("Иди ты..." - злится он. "Может быть, на твой?" - парирует она), гораздо более откровенно говорят о сексе - и можно не сомневаться, что в американском оригинале именно так и есть. Вернулись в "Любовные письма" и фрагменты, связанные к политической карьерой Энди - ведь "правильный мальчик" в конце концов стал сенатором. В то время как Мелисса, не отличавшаяся строгостью нравов в юности, стала художницей, но ее карьера явно не задалась. Для американской пьесы эти модели поведения, эти способы выстраивания своей биографии, конечно, важны - и в новой версии они не просто озвучены, но и явлены взору. Биографию персонажей можно было бы проследить по "говорящим" костюмам Виктории Севрюковой. Постарался и художник Тимофей Рябушинский: сцена обрамлена аркой из белых стеллажей, заполненных вещами, среди которых прошла жизнь. А за спинами героев трескается и во время действия рывками раздвигается белая кирпичная стена - за ней открывается вид на осенний сад и темная пропасть, в которую потом уходит окончившая жизнь в психушке Мелисса. Вообще, в спектакле немало жанровых банальностей вроде листопада писем с колосников да развевающегося на ветру белого шарфа в руках одинокой героини. Или здесь следует видеть иронию?
http://www.audio.tv-on-line.eu/spisok-spektakli/3333-lyubovnye.html

РОБЕРТ ГУРНЕЙ

ЛЮБОВНЫЕ ПИСЬМА

Перевод с английского Сергея Волынца

Действующие лица:

Эндрью Мэйкпис Лэдд с благодарностью принимает приглашение мистера и миссис Джилберт Чаннин Гарднер на вечеринку в честь дня рождения их дочери Мелиссы 19 апреля 1937 года в три часа тридцать минут.

Дорогой Энди! Спасибо за подарок ко дню рождения. У меня много книг про страну Оз, но “Принцессы Оз” у меня до сих пор не было. А почему ты выбрал именно эту книжку? С благодарностью. Мелисса.

По поводу книги: когда ты пришла во второй класс в сопровождении этой твоей надутой няньки, ты была похожа на заблудившуюся принцессу.

Я тебе не верю. Наверняка моя мама сказала твоей маме, чтобы ты подарил мне именно эту книгу. Кстати, картинки там мне нравятся больше, чем слова. И прекрати, наконец, писать мне письма.

Я буду писать букву “б” длиннее, чем “г”.

У меня “а” и “о” будут круглыми.

У меня хвостик у “р” будет длиннее. Передай дальше.

Какой ты смешной!

Ты будешь моей подружкой на день Святого Валентина?

Это ты прислал записку, где спрашиваешь, буду ли я твоей подружкой?

Тогда я согласна. Только чур не целоваться.

Когда потеплеет, можно мне прийти поплавать у вас в пруду?

Нет, нельзя. У меня новая нянька. Ее зовут мисс Хауторн, и она говорит, что из-за тебя у меня разовьется детский паралич.

Когда будет перемена, поможешь мне купить молоко и пирожные?

Помогу, если пообещаешь, что не будешь просить меня выйти за тебя замуж.

Я не буду писать личные письма в классе. Я не буду писать личные письма в классе. Я не буду...

Счастливого рождества и нового года. С любовью. Энди Лэдд.

Эту открытку я нарисовала сама. Нет, это не Санта-Клаус. Это кенгуру, прыгающий через стакан с апельсиновым соком. Нравится? Ты мне очень нравишься. Мелисса.

Мама говорит, я должен написать письмо с извинениями. Я прошу прощения за то, что подглядывал в кабинку для девочек, когда ты переодевалась в купальник. Передай мисс Хауторн, что у нее я тоже прошу прощения.

Здесь я нарисовала нас с тобой голыми. Угадай, где ты, а где я? Не показывай никому. Я люблю тебя.

На этом рисунке изображена мисс Хауторн без купальника.

У тебя талант к рисованию.

Спасибо за кактус, вотктутый в ослика. Мне в больницу прислали много подарков ко дню рождения, и теперь я всем пишу благодарственные письма. Мне здесь ужасно не нравится. В том месте, откуда вырезали гланды, все время першит. Мне дают много мороженного, но температуру они меряют неправильно.

Счастливого рождества и нового года. Почему в этом году тебя отправили в другую школу?

Счастливого рождества. Меня перевели в школу

для мальчиков.

Ты взял с меня слово, что я пришлю тебе открытку. Вот она.

В открытках принято писать что-нибудь очень личное. Вот несколько вопросов, которые подскажут тебе, как правильно писать. Тебе нравится озеро Саранк? Ты любишь ездить к бабушке? Это правда, что твои родители разводятся? Ты можешь заплывать туда, где глубоко, или мисс Хауторн заставляет тебя купаться только там, где мелко? Там есть кто- нибудь моего возраста? Я имею в виду мальчиков. Пожалуйста, ответь на все эти вопросы.

Нет. Нет. Да. Да. Нет.

Дорогая Мелисса! Ты еще меня не забыла? Я Энди Лэдд. Меня отправили в лагерь, и здесь тоже одни только малчики. Сейчас тихий час, и мы пишем письма домой. Домой я уже написал, поэтому пишу тебе. Здесь есть настоящий индеец по имени Железный Ворон. Он водит нас на экскурсии, и каждый день мы запоминаем названия шести новых растений. Все бы ничего, но он забыл про ядовитый плющ. В мастерской я делаю колечко для салфетки. Я подарю его либо маме, либо тебе. Надеюсь, ты ответишь на мое письмо. Когда приходит почта, нас выкликают по именам и сообщают, от кого письмо. Будет здорово, если все узнают, что я получил письмо от девочки.

Караул! Спасите! Я не умею писать письма. Несколь часов ушло только на то, чтобы написать “Дорогой Энди!” Я пишу письма папе, потому что страшно по нему скучаю. Но писать мальчику! Вместо письма посылаю тебе рисунок нашего кота. Как он тебе? Конечно, это не точная копия, но я старалась. А эти волнистые линии вокруг хвоста я нарисовала потому, что часто хвост ведет себя, как отдельное существо. Мне очень нравится этот хвост. Что- то от этого хвоста есть во мне самой. Да, теперь плохие новости. Моя мама вышла замуж за человека, которого зовут Хупер Макфэйл. Караул! Выпустите меня отсюда!

Мне понравился кот. Это тот самый кот, которого ты бросила в пруд, когда мы играли в саду?

Нет, тот был совершенно другой кот.

Может, я пишу не очень складно, но мне нравится писать. Мне нравится писать сочинения, писать письма. Мне нравится писать письма тебе. Я хотел написать то письмо твоей маме, потому что знал, что ты его увидишь. Это было бы все равно что разговаривать с тобой в твое отсутствие. И у тебя не получится меня перебивать. Мой папа говорит, нужно писать письма как можно чаще. Это умирающее искусство. Папа говорит, что письмо - это способ представить себя другому человеку в самом благоприятном свете. Я с ним согласен.

Ты пишешь точно, как твой отец. Но я не собираюсь спорить с тобой по ПОЧТЕ. К тому же, я иду кататься на лыжах.

Очень огорчился, узнав, что ты сломала ногу. Поправляйся скорее.

Мама сказала, что я сломала ногу нарочно, потому что во мне дух саморазрушения, и я пошла кататься на лыжах, не спросив разрешения. Так или иначе, но лучше бы я сломала руку. Тогда у меня был бы повод не писать писем. Посылаю тебе рисунок ночного горшка. Я НЕ ШУЧУ. Разве он не прелесть?

Энди Мэйкпис Лэдд Третий с благодарностью принимает приглашение Миссис Р. Фергюссон Браун на вечерину по случаю дня рождения ее внучки Мелиссы Гарднер.

Я пишу письмо, потому что боюсь, что если позвоню, разревусь прямо в трубку. Я страшно на тебя сердита. Разве ты не знаешь, что когда приглашают на обед перед танцами, ты должен по крайней мере дважды протанцевать с той, кто тебя пригласила. Я не имею в виду бабушку. Собственно, ради этого и устраиваются обеды. Я видела, как ты танцевал с Джинни Уотерз. А со мной не станцевал ни разу. Это просто невежливо. Послушай, Энди, как ты надеешься добиться чего-то в жизни, если грубо ведешь себя с дамами? Ну тебя к черту, Энди!

Я не приглашал тебя на танец, потому что у меня растяжение в паху. Если не знаешь, что это такое, загляни в словарь. Я сам хотел тебе сказать, но постеснялся. Я получил растяжение, на прошлой неделе, когда играл в хоккей. А с Джинни я танцевал только потому, что она двигается мелкими шажками, а ты всегда заставляешь меня кружиться в танце. Я репетировал танец дома с мамой, и боль была адская. Поэтому я с тобой не танцевал. Сейчас я прикладываю к больному месту грелку, и может быть, на следующей неделе мы с тобой потанцуем.

Не верю я в эту историю с хоккеем. Наверное, это Джинни Уотерз растянула тебе пах. Только попадись мне на глаза, и я тебе второй пах растяну.

Ты уверена, что знаешь, что такое пах?

А ты уверен, что умеешь понимать шутки?

Счастливого рождества и нового года. Хочешь новость? Я сейчас иду к психиатору. Мама считает, это пойдет мне на пользу. Только никому не рассказывай. Это страшная тайна.

Счастливого рождества и нового года. Я хочу тебя кое о чем спросить, только, пожалуйста, ответь по почте, потому что всякий раз как ты звонишь, мама подслушивает. А если не она, так мой младший брат. Теперь вопрос: когда ты ходишь к психиатору, вы говорите о сексе?

Только о сексе мы и говорим. Это “удовольствие” стоит кучу денег, но я считаю, это оправданные траты.

Если бы психиатором был я, мы разговаривали бы только о тебе. Серьезно. Я ведь очень часто о тебе думаю.

Иногда мне кажется, я тебе нравлюсь только потому, что богаче тебя. Тебе наверняка нравятся бассейн и лифт в доме моей бабушки. И дворецкий Симпсон, подающий сок и пирожные на серебряном подносе, тебе тоже нравится. Мне кажется, все это нравится тебе ничуть не меньше, чем я.

Просто моя мама все время твердит, что ты была бы для меня прекрасной партией, что женившись на тебе, я буду в порядке на всю оставшуюся жизнь. Но мне кажется, у меня к тебе чисто физическое влечение. Вот почему я люблю ездить с тобой на лифте в доме твоей бабушки. Не отказался бы проделать это еще разок-другой.

Караул! Выпустите меня отсюда! Меня отправили в монастырь. Где-то на краю света. Мы носим длинные блузы и учимся принимать всякие позы. Ты не могбы навестить меня в воскресенье? Нам разрешают приглашать мальчиков на чай с четырех до шестию Конечно, вся эта ирландская прислуга сидит рядом и глаз не спускает, но если погода будет хорошая, мы могли бы прогуляться немного вдоль шоссе. Меня поселили в комнату с этой толстой, испорченной кубинской сучкой. У нее шесть пар обуви. Здесь стены выкрашены краской цвета детской неожиданности, и на них ничего нельзя вешать, кроме школьных флажков и семейных фотографий. Какие фотографии?! Я что, должна сидеть и пялиться на портрет Хупера Макфэйла? Спаси меня, Энди. Или хотя бы НАПИШИ. Я так хочу слов, сказанных парнем. Пусть даже эти слова на бумаге...

Только что получил твое письмо. Меня тоже отсылают. Твоя мама сказала моей маме, что я не отшлифованный алмаз, и мне это будет только на пользу. Как только меня отшлифуют, я тебе напишу.

Дорогой алмаз! Так, значит, ты тоже? Ну все, я сдаюсь. Зачем они то сводят нас, то снова разводят? Мне кажется, нашим воспитанием занимаются какие-то старые пердуны. Теперь опять придется писать письма, а я этого терпеть не могу. Энди, не позволяй им шлифовать тебя. Больше всег мне в тебе нравится как раз то, что не отшлифовано. Лучше оставайся грубым и неотесанным. С любовью. Я.

Я стал хорошо учитьсяю Коэффициент успеваемости каждую неделю вывешивают на стене. У меня он 91.7. Получил письмо от дедушки. Он пишет, чтобы я не старался быть первым в классе, потому что первыми хотят быть только евреи. Я написал ему, что я не первый в классе, и к тому же у нас в классе нет евреев. Есть пара католиков, но их не заподозришь в особой остроте ума. По-моему, умный католик - очень большая редкость... Одно чувство преследует меня постоянно. Я скучаю по моей собаке Порги. Ты его помнишь? Черный коккерю Он написал в вестибюле, когда ты его погладила.

На этой фотографии я возле автобусной остановки. Я уже решила сбежать, но в последний момент передумала. Не обращай внимания на мою прическу. Я ее поменяю. Кстати, ты знаешь такого Спенсера Уиллиса? Здесь есть одна девочка - Энни Эботт - она познакомилась с ним в Эдгартауне прошлым летом и говорит, что он очень симпатичный. При возможности спроси его, какого он о ней мнения?

Спенсер Уиллис говорит, что Энни Эббот законченная нимфоманка. Неприятно тебе об этом сообщать, но это правда.

Энни просит передать Спенсеру, что он законченный неудачник. Скажи, она сама хотела ему это написать, но боялась, что все письмо будет в плевках.

Вас отпускают на День благодарения? Нас - нет. Это все из-за войны.

Всех отпустили, кроме меня. Застукали с сигаретой. Так что я остаюсь, чтобы грызть костлявую индюшку в обществе кубинцев и калифорнийцев. Ничего - как-нибудь переживу. Я рассчитывала увидеться с мамой в Нью-Йорке, но она не сможет приехать, так как едет в Рино, чтобы оформить развод с Хупером Макфэйлом. Ура! Он придурок, и, если хочешь знать, иногда пытался приставать ко мне, когда я была в постели.

Рад был увидеться с тобой на рождество. Но самое приятное было обниматься с тобой в общей суматохе, когда мы были в гостях у Ватсона. Ты согласна стать моей постоянной девушкой?

Я не верю в постоянство. Это противоречит моей религии. У Ватсона все было чудовищно. Все эти прыщавые юнцы, это дрыганье под музыку в темноте. Если это и есть постояноство, то мне его даром не надо. Мама говорит, чем больше парней со мной встречаются, тем лучше. По крайней мере, я смогу спокойно выбрать, за кого выйти замуж. И меньше шансов ошибиться. В случае мамы этот принцип не сработал. Может, сработает в моем?

Когда наступят весенние каникулы, мы хоть сможем вдвоем сходить в кино?

Не знаю, Энди. Мне приятно встречаться с тобой, но часто возвращаться домой как=то не хочется. Мама все время пьет, а напившись, заводит эти бесконечные разговоры. При этом у нее заплетается язык, и совершенно невозможно понять, что она говорит. Лучшее время - это рождество у тебя дома. Было так весело - петь песни под рояль, развештвать носки с подарками, помогать твоей маме готовить соус. Как мне все это нравилось! Может, у вас не так много денег, как у нас, но семья у вас лучше. Что до весенних каникул, я собираюсь поехать к дедушке в Палм-Бич. Хоть позагораю всласть - и то слава Богу. Пост-скриптум: прилагаю рисунок твоей собаки Порги. Нос не получился, но глаза по-моему похожи.

Мне кажется, у меня получается совсем неплохо, а меня почему-то переводят в низжий разряд. Я сказал нашему тренеру по гребле: “Что-то здесь не так, мистер Кларк. В расчет берется не то, хорош ты или плох, силен или слаб, а что-то совсем другое, к делу отношения не имеющее”. А он мне: “Такова жизнь, Энди, и не нам с тобой менять ее правила.” Я всерьез подумываю

выучиться на юриста.

Последний раз ты слишком много писал про греблю. Ты кстати не знаешь такого парня Стива Скалли. Я его встретила во Флориде, и он сказал, что учился с тобой в одной школе. Утверждал, что был лучшим гребцом в команде. Это правда, или он врал? Мне кажется, врал.

Стив Скалли врал. Он вообще не умеет грести. Если бы он попробовал грести, да еще делать это быстрее других, лодка просто бы перевернулась. Кстати, мне он говорил, что с тобой он уже вышел в полуфинал. Это правда?

Стив Скалли врун и сукин сын. Так ему и

Ты приедешь летом? На лето я устроился на работу. Буду подносить мячи для гольфа. Слава Богу, на этот раз никаких лагерей.

Я поеду к папе в Калифорнию. Четыре года его не видела. У него новая жена, и у меня две сводных сестры. Это все равно, что обрести новую семью. Надеюсь, надеюсь...

Тебе нравится Калифорния?

Напиши мне про Калифорнию. Как твоя вторая семья?.. Я опять в школе. Надеюсь, у тебя все в порядке. Ты получала мои письма в Калифорнии, или у тебя злая мачеха, которая перехватывала их?

Я не хочу говорить про Калифорнию. Никогда. Сначала мне казалось, что у меня две семьи, но теперь я точно знаю, что нет ни одной. Я разговаривала с миссис Уодзворт. Она преподает у нас живопись и говорит, что у меня талант. И еще она хочет учить меня работе с керамикой. Говорит, когда-нибудь она отвезет меня в свою мастерскую в Хартфорде, и мы вместе будем писать с натуры ее голого любовника. Не смейся. Она говорит, что искусство и секс -

это примерно одно и то же.

Дорогая Мелисса! У меня к тебе четыре вопроса. Поэтому постарайся сосредоточиться. Первый: ты приедешь на бал зимой? Второй: Есди да, то можешь приехать поездом одиннадцать двадцать два в пятницу? Третий: должна ли жена ректора сообщать твоей директриссе, где ты остановишься? Четвертый: должна она оповестить об этом твою маму?

На все вопросы ответ положительный, кроме того, что касается моей мамы. Ей все равно.

Скажу прямо: я чертовски зол на тебя. Я приглашаю тебя на первый танцевальный бал в нашей школе, встречаю тебя на вокзале, покупаю тебе сливочный коктейль, везу тебя в школу на такси. Ради тебя я забиваю два гола в хоккейном матче, покупаю тебе букет жасминов за восемь доллвров... И что же? Я узнаю, что после вальса ты удалилась с Бобом Бартрамом и целовалась с ним в раздевалке. А вчера за завтраком Боб сам заговорил об этом. Он сказал, что целовался с тобой по-французски и трогал обе твои груди. Я хотел дать ему по морде, но меня удержал мистер Энбоди. Я страшно зол, Мелисса. Я считаю, ты предала все, что мне было так дорого. И не жди от меня больше ни писем, ни звонков. Всего наилучшего.

Прости, прости, прости. Я НЕНАВИЖУ Боба

Бартрама. Я его ненавидела, даже когда мы целовались. Я знаю, ты не поверишь мне, но это правда. Можно увлечься тем, кого на самом деле ненавидишь. Ты, может быть, не смог бы, а я смогла. Да, мы целовались, но грудей моих он не трогал. А если он говорит, что трогал, то его следует подвесить за яйца. Так ему и передай. Лучше во время завтрака. Так или иначе, я увлеклась им, и я проклинаю себя за это. Прости меня,Энди. И потом... Как бы это сказать? С тобой все по-другому. Ты для меня как друг, как брат. У меня никогда не было брата, и у меня не так много друзей. Так что ты для меня и друг, и брат. Мама говоритБ нельзя говорить мужчинам такие вещи, но тебе я говорю, и это правда. Может, если бы я не знала тебя так, как знаю, если бы мы не выросли вместе, не писали бы друг другу эти проклятые письма, я смогла бы целоваться с тобой, как с Бобом. Пожалуйста, давай увидимся на весенние каникулы. Прошу тебя. Я очень этого хочу. Ты НУЖЕН мне, Энди. С любовью... Слышала, ты ходил в кино с Гретхен Лассельз. Обнимал ее и курил. Ай-ай-ай, как не стыдно!

Снова в школе, но теперь уж ненадолго. Застукали, как мы с Бабблз Харриман распивали джин в лесу. Сейчас пакую чемодан, а завтра утром отсюда - тю-тю! Мама роет землю по всему восточному побережью в поисках новой школыю Миссис Уодзворт, моя учительница рисования, говорит, я должна плюнуть на все и уехать в Италию учиться живописи. Что ты по этому поводу думаешь? Пожалуйста, напиши мне. ПОЖАЛУЙСТА. Мне нужны твои письма, твои советы. Или все твои помыслы только о Гретхен Лассельз?

По поводу Италии: я думаю, до этого ты еще не доросла. Мама говорила, у нее была соседка по комнате, и летом она отправилась в Италию. И итальянцы все время щипали ее за нижнюю часть, от чего она жутко возбуждалась. Поэтому я считаю, тебе нужно окончить школу, поступить в колледж, и только потом, если ты к этому вполне созреешь, отправляться в Италию. Вот и весь мой совет. Стоит он, по-видимому, недорого, учитывая характер наших нынешних отношений.

Итак я в академии для начинающих лезбиянок Эммы Виллард. Караул! Выпустите меня отсюда. Ты не собираешься в июне домой? Ф собираюсь. Или ты по-прежнему влюблен в Гретхен Лассельз?

Если тебе интересно знать, я больше никуда не хожу с Гретхен Лассельз. А именно, после того, как мой отец застукал нас вдвоем на кушетке. Он сказал, ему нет дела, с какими девицами я встречаюсь, но чтобы они никогда не появлялисб вблизи моей мамы, даже если мама крепко спит. Я понимаю, Гретхен может смутить кого угодно, особенно взрослых.

Я скучаю по тебе. Мне, правда, жаль, что ты не пришел на вечеринку в спортклубе.

Дорогая Мелисса! В лагерь на вторую смену

приехал Сэнди Маккарти, и он мне рассказал про эту вечеринку в спортклубе. Он сказал, что ты была в бикини, ко всем приставала и пыталась столкнуть парней и девушек в бассейн. Тебе все это нравится? Он сказал, другие девицы были просто в ярости. Ты что, не хочешь, чтобы тебя уважали? Сэнди сказал, ты позволила Баку Зеллеру засунуть тебе теннисный мяч между ног. Ты что, нимфоманка? Тебе больше не нравится просто сидеть и вести тихие разговоры? Сэнди говорит, ты вешаешься парням на шею. Тебе приятно иметь такую репутацию? Черт! Я думал, между тобой и Гретхен есть какая-то разница. Наверное, я ошибался. Или ты думаешь, что настолько богата, что можешь заводить шашни с кем ни попадя?

Я отправил тебе письмо из Нью-Хэмпшираю Ты его получила?

Ты что, злишься на меня?

Ну прости, пожалуйста, я иногда веду себя, как полный идиот.

Черт с тобой!

Крутой Энди ругается нехорошими словами?

Сосешь ты!

У кого? Может, у тебя?

По-моему, тебе все равно у кого.

Не верь всему, о чем пишут в газетах.

Дорогой Эндрью Мэйкпис Лэдд! Ты скотина! Ты очень сильно обидел меня, и я хочу, чтобы ты это знал. А теперь давай на время оставим друг друга в покое. Хорошо? Хорошо!

Дорогая Мелисса! Мама написала мне, что умерла твоя бабушка. Прими мои глубокие соболезнования.

Спасибо за соболезнования в связи с кончиной бабушки, хотя иногда она была ужасной занудой.

Я буду там.

Ох, ох! Черт! Прости, Мелисса, все отменяется. Родители решили навестить меныя на уик-енд, а родители, как ты понимаешь, превыше всего. По крайней мере, они так считают. Мама говорит, она была бы рада, если бы ты к нам присоединилась, но папа считает это лишним.

Ты и твои родители! Когда решишь повзрослеть,

Ты решил, что на игре с Гарвардом ты повзрослеешь?

Дай мне шанс. Может статься, я тебя удивлю.

Хорошо, давай попробуем. Только знай, что я теперь богаче, чем тогда, когда ты сказал, что я богата. Я подъеду к воротам Колхаун Колледж в новеньком красной “Крайслере” и буду сидеть там совершенно голая, пить шампанское и строить глазки всем первокурсникам.

Я забронирую тебе номер в одной из гостиниц. Скорее всего, в “Тафте”, потому что “Дункан” - такая помойка.

Пусть это будет “Дункан”. Я слышала, что в “Тафте” останавливаются родители и следят, кто к кому ходит.

Ну что ж... “Дункан” так “Дункан”.

Дорогой Энди. Мне следавло бы поблагодарить тебя за уикенд в Йеле и Гарварде. Но я этого не сделаю. Сам знаешь, почему.

Дорогая Мелисса! Я часто вспомнаю тот уикенд. Согласен, я облажался. Я имею в виду не только “Дункан”, но и все остальное. Что-то у нас не сладилось. У меня было такое чувство, будто ты все время смотришь на кого-то через мое плечо. Мы оба ожидали одно, а все вышло по-другому. Может, мы слишком надышались морским воздухом, но по-моему в том номере было слишком много народу. Короче, я облажался, и я это признаю. В понедельник я сходил к врачу, и он сказал, что такое случается, особенно если это связано с сильным напряжением. На женщину это не влияет, но у мужчин все по-другому. Во всяком случае с Гретхен Лассельз ничего подобного не было. Если хочешь, можешь ей написать и все выспросить.

Знаешь, что по-моему нам мешает? Эти письма. Эти чертовы письма! Я лучше знаю тебя по письмам, чем в жизни. Я искала человека, который все эти годы жил в этих письмах. Или наоборот, кого в этих письмах никогда не было. Короче, ты совсем не такой, каким я тебя представляла по письмам. Вернее, не совсем такой. Я не хочу сказать, что в жизни ты глупее. Вовсе нетю Прости, но эти письма все испортили. Они превратились в скверную привычку. Из-за них мы видимся друг другу не такими, какие мы есть на самом деле. Может быть, тогда в номере “Дункана” не хватало всего двух человек: настоящего тебя и настоящей меня.

Как бы то ни было, но у нас серьезные неприятности. Я это хорошо понимаю. Но что прикажешь делать? Может, положить все силы на танцы? Мы будем прижиматься друг к другу и слегка возбуждаться, но при этом не платить каждый раз наличными, если ты понимаешь, что я имею в виду. Подумай об этом. Может, нас как раз за этим отправили тогда в школу танцев? Может, танцы вообще были изобретены тольел

ради этого?

По крайней мере, мы должны прекратить писать письма. Хотя бы на время. Можно перезваниваться. Мой телефон в общежитии 1-24- 86.

Когда я позвонил, ты просто швырнула трубку. Поэтому приходится писать. Тем более что письма нельзя вот так взять и швырнуть.

Письма можно порвать. Обрывки прилагаю. Пошли их Анжеле Аткинсон в Колледж Сары Лоренс.

Какого черта! В чем дело?

До меня дошел слух, что два раза в неделю ты пишешь письма Анжеле Аткинсон.

Ну хорошо, я пишу Анжнле Аткинсон, но лишь потому, что должен кому-то писать. Я должен писать какой-нибудь девушке. Я же говорил тебе, что чувствую себя лучше, когда уединяюсь и запиываю что-то на бумагу. Я беру ручку, и сразу все вокруг меня обретает форму. Я любою писать. Я люблю писать родителям, потому что в эти моменты я становлюсь идеальным сыном. Я люблю писать сочинения, потому что чувствую себя настоящим ученым. Я люблю писать письма в газету, записки друзьям, рождественские поздравления - короче, все, что можно выразить словами. Но больше всего я люблю писать тебе, потому что в эти минуты чувствую себя твоим возлюбленным.Это письмо, написанное моей рукой, моим пером, в моей манере, - оно только от меня одного и ни от кого больше. Этим письмом я дарю себя тебе. Это я, я! Такой, каким хотел бы стать ради тебя. Ты можешь разорвать меня и выбросить, или оставить и прочесть сегодня, завтра, в любой день и так до самой смерти.

Караул! Замолчи! Заткнись! Выпустите меня отсюда!

Я много думал об этом. Обо всех глупостях, что говорили нам взрослые, когда мы были детьми, об отсутствующих родителях, о сердитых няньках, о глупых обрядах, о патриархальной школе... Когда я думаю об этом теперь, я не могу поверить, что все это было на самом деле. Нет, это была какая-то фантазия, сказка про Волшебника из страны Оз. Но нам указали и путь в страну Оз. Нас научили писатью Может, не так уж хорошо писать. И может, мы не всегда пишем о главном. Но нас научили, как надо сесть, привести мысли в порядок и выразить их на бумаге. Поэтому я должен писать письма. Если я не могу писать тебе, значит буду писать кому- нибудь другому. Я, наверное, никогда не смогу перестать писать письма... Можно навестить тебя в следующий уикенд? А может, ты сбежишь и приедешь сюда ко мне? Я создал эту проблему, и я должен ее решить. Хочешь, я забронирую тот же номер в “Дункане”? Я обещаю отложить перо и сделать все, чтобы тебе было хорошо.