Гарри селфридж биография жизни. Селфридж, гарри. Сестры Роузи и Дженни Долли

(англ.) русск. .

Гарри Гордон Селфридж
Harry Gordon Selfridge

Дата рождения	11 января (1858-01-11 )
Место рождения	Рипон [d] , Фон-дю-Лак , Висконсин , США
Дата смерти	8 мая (1947-05-08 ) (89 лет)
Место смерти	Лондон , Великобритания
Страна
Род деятельности	промышленный магнат
Отец	Роберт Оливер Селфридж
Мать	Луиза Селфридж
Супруга	Розали Бекингем
Дети	Гарри Гордон Селфридж младший, Розали Селфридж (позже Вяземская), Беатрис Селфридж, Виолетт Селфридж,
Медиафайлы на Викискладе

Ранние годы

Селфридж родился в городе Рипон, штат Висконсин , США , 11 января 1858 года . Помимо Гарри, в семье было ещё два брата, которые умерли в раннем возрасте. В течение месяца после рождения Гарри семья перебралась в Джексон, штат Мичиган , где его отец приобрёл магазин. С началом гражданской войны Роберт Оливер Селфридж, отец Гарри, вступил в федеральную армию. Дослужив до звания майора, он демобилизовался, но решил не возвращаться домой .

Его мать Лоис воспитывала своих детей одна. Оба брата Гарри умерли в раннем возрасте, вскоре после окончания войны, так что Гарри остался единственным ребенком. Лоис нашла работу школьным учителем, изо всех сил стараясь сводить концы с концами. В свободное время она рисовала поздравительные открытки и в конечном счете стала директором Джексонской старшей школы. Гарри и его мать всю жизнь были в хороших отношениях и всегда жили вместе .

Карьера

Селфриджес

Личная жизнь

В 1890 году Селфридж женился на Розали («Роуз») Бакингхэм из Чикаго. Ее отец, Бенджамин Хейл Бакингхэм успешно руководил семейным бизнесом, основанным дедушкой Розали, Алвой Бакингхэмом. 30-летняя Роуз приобрела землю на Харпер-авеню в Чикаго и построила там 42 виллы и коттеджа для художников в естественной ландшафтной среде. У пары было пятеро детей: три девочки и два мальчика.

В разгар своего успеха Селфридж арендовал замок Хайклифф в Хэмпшире у генерал-майора Эдварда Джеймса Монтегю-Стюарта-Уортли. Кроме того, он приобрел Хенгстбери-Хед - мыс длиной в милю на южном побережье Англии, где планировал построить великолепный замок; однако эти планы так и не были осуществлены, и в 1930 году мыс был выставлен на продажу. Хотя Селфридж был всего лишь арендатором в Хайклиффе, он приступил к обустройству современных ванных комнат, установке парового центрального отопления и строительства, а также оборудованию современной кухни. Во время Первой мировой войны Роуз открыла палаточный лагерь под названием «Лагерь выздоровления миссис Гордон Селфридж» для американских солдат на территории замка. Селфридж отказался от его аренды лишь в 1922 году. Жена Селфриджа Роуз умерла во время пандемии гриппа 1918 года; его мать умерла в 1924 году.

Будучи вдовцом, Селфридж имел многочисленные связи, в том числе с прославленными Сестрами Долли и разведенной Сирией Барнардо Уэлком, которая позже стала более известной как декоратор Сири Моэм. Он также вел весьма насыщенную светскую жизнь, нередко становясь персонажем городских сплетен. В годы Великой депрессии состояние Селфриджа быстро уменьшилось и ситуации нисколько не помогали его свободные траты. Он часто играл на деньги и нередко проигрывал, много тратил на разных танцовщиц.

8 мая 1947 года Селфридж скончался от бронхиальной пневмонии в своем доме в Патни, на юго-западе Лондона, в возрасте 89 лет. Его похороны состоялись 12 мая в церкви Святого Марка в Хайклиффе, после чего он был похоронен на церковном дворе Святого Марка рядом со своей женой и матерью.

Дети и внуки Селфриджа

Чендлер, умер вскоре после рождения;
Розали, вышла замуж за русского аристократа и авиатора Сержа де Болотова, позже Вяземского;
Виолетта, написала книгу «Летучие цыгане», летопись воздушного перелета на 10 000 миль, вышла замуж за авиатора виконта Жан-Жака де Сибура, а затем за Фредерика Т. Бедфорда;
Гарри "Гордон" Селфридж младший, продолжил дело отца и помогал ему в работе;
Беатрис.

Два внук Селфриджа, который оба умерли в 2008 году, стали известны в мире науки:

Оливер был пионером в области искусственного интеллекта.
Ральф был профессором математики и компьютерных наук в Университете Флориды с 1961 по 2002 год и был назван «дедушкой цифрового моделирования».

Сочинения

Селфридж написал книгу «Коммерческий роман», изданную Джоном Лейном в 1918 году и написанную несколькими годами ранее. В ней автор рассматривает историю торговли с древнейший времен: в разных главах он приводит наиболее успешные примеры из времен Древнего Китая, Античности, изучает успех знаменитых династий Венеции и Флоренции, рассматривает Ганзейский союз, ярмарочную культуру, гильдии, раннюю британской торговлю, Тюдоров, Ост-Индскую компанию, купцов Северной Англии, рост торговли и проблему торговли и аристократии, компании Гудзонова залива, Японию и, наконец, бизнеса ХХ века.

Среди наиболее популярных цитат, приписываемых Селфриджу есть такие:

«Люди заметят вас, если вы заметите, что заставляет их замечать».
«Босс ведет своих людей; лидер тренирует их. Босс зависит от власти, лидер от доброй воли. Босс внушает страх; лидер внушает энтузиазм. Босс говорит "я", лидер - "мы". Босс отводит вину за срыв; лидер отводит срыв. Босс знает, "как это делается"; лидер показывает, "как". Босс говорит: "Делай", а лидер - "Давайте сделаем!"».
«Клиент всегда прав».

Кинематограф

В 2013 году вышел британский телесериал «Мистер Селфридж » с Джереми Пивеном в роли Гарри Гордона Селфриджа.
Также независимой британской компанией Pioneer Productions был снят часовой документальный фильм «Тайны Селфриджа», из серии «Тайны Британии».

Примечания

Find a Grave - 1995. - ed. size: 165000000

Сегодня трудно поверить, что универмаг, ставший символом люксового шопинга в Лондоне, был построен в самой непрестижной части с сомнительными перспективами коммерческого успеха.

Размер имеет значение

Универмаг Гарри Гордона Селфриджа впервые открыл двери перед покупателями 15 марта 1909 года. Изначально в его названии присутствовал апостроф - Selfridge`s, указывающий на то, что магазин является личным бизнесом мистера Селфриджа. Этот универмаг был самым молодым в обойме престижных лондонских торговых центров и единственным, построенным специально для этих нужд, - остальные открывались на имеющихся или расширенных и адаптированных под торговлю площадках. На сегодняшний день Selfridges – второй по размеру торговых площадей универмаг в Соединенном королевстве, больше него только Harrods.

Мне бы в небо

Через четыре месяца после открытия магазина Selfridge`s французский авиатор Луи Блерио впервые в истории перелетел Ла-Манш. Гарри Селфридж разумно посчитал, что не может быть лучшего аттракциона для его магазина, как выставить самолет Блерио на показ публике. Расчет предпринимателя оправдался - за четыре дня экспозиции универмаг посетили 150 000 человек.

Танцы на крыше

С первых дней работы магазина крыша Selfridges стала одной из самых модных площадок лондонской богемы. Известно, что летом 1913-го года благотворительный бал Мориса Мове и Флоренс Уолтон собрал на крыше универмага 2 000 человек. Во время Лондонского Блица крыша Selfridges была сильно повреждена при бомбежках, и после войны на протяжении семидесяти лет площадка была закрыта для посещений. Вторая жизнь террасы началась в 2009 году, когда французский шеф-повар, обладатель звезды Michelin Пьер Коффманн рискнул открыть на ней поп-ап ресторан с видом на Оксфорд-стрит. С тех пор популярность и шик вечеринок на крыше Selfridges год от года набирает обороты.

Шопинг с сейсмографом

В тридцатых годах Гарри Селфридж предпринял новую удачную попытку привлечь внимание посетителей, установив в холле универмага настоящий сейсмограф. Аппарат простоял в торговом центре несколько лет, и некоторым покупателям довелось своими глазами видеть регистрацию его датчиками подземных толчков на другом конце света. Сейчас этот сейсмограф выставлен в экспозиции Британского музея.

Повелительница Времени

В 1931-м году на фасаде над входом в здание были установлены часы с украшением в виде крылатой женщины. Четырехметровая бронзовая скульптура с эмалевым покрытием The Queen of Time была создана известным британским мастером Джилбертом Бэйсом по случаю двадцатилетия бренда Selfridge`s.

Люксовый бункер

Фундамент и коммуникации Selfridges уходят на 60 метров под землю, поэтому неудивительно, что во время Второй Мировой войны подземные площади универмага использовались в оборонных целях. Американцы, пользуясь близостью Selfridges к своему посольству, устроили там бункер и проложили защищенную линию телеграфной связи. В подвалах универмага в годы войны неоднократно встречались Уинстон Черчилль и Дуайт Эйзенхауэр.

Потерянный апостроф

К началу Первой Мировой войны Гарри Селфридж стал одним из самых богатых лондонских предпринимателей, однако в начале тридцатых годов потерпел крах, став жертвой собственной расточительности, сластолюбия и самоуверенности. В 1936-м году он был вынужден признать себя банкротом, задолжав партнерам по бизнесу астрономическую сумму в 150 000 фунтов. У него было только два выхода – найти деньги и отказаться от поста президента компании и потерять право на торговое имя. Селфридж подал в отставку и последние десять лет жизни довольствовался пенсией в 6 000 фунтов в год, а универмаг, по решению совета директоров, в 1939-м году лишился именного апострофа в знак того, что основатель компании более не имеет на него никаких прав. Говорят, что престарелого Селфриджа неоднократно видели стоящим на Оксфорд-стрит напротив входа в универмаг и грустно разглядывающим изменившуюся вывеску.

Запоминающийся номер

Никто не знает, при каких обстоятельствах (но явно не за «спасибо») Гарри Селфридж смог получить у Главного управления почты и телеграфа Лондона лучший из возможных телефонных номеров. На протяжении нескольких лет было достаточно набрать “1”, чтобы оператор соединил абонента с Selfridges.

«Наследница» Selfridge

Дочерняя компания Miss Selfridge появилась в Лондоне через много лет после смерти основателя компании. Руководство универмага в 60-х годах решило привлечь внимание молодежной и прогрессивной аудитории к своему бренду, основав новую марку. Miss Selfridge находился в здании универмага, но имел собственный вход с Duke Street; в нем, в частности, была собственная кофейня и фирменный магазин Пьера Кардена.

Рай для шопоголика

Сегодня Selfridges претендует на статус универмага с самым большим обувным отделом во всем мире, в котором одновременно продается более 4000 пар обуви. Кроме того универмаг считается законодателем современного стандарта мерчендайзинга парфюмерии и декоративной косметики: раньше универмаги прятали такие отделы в глубине торговых залов, и именно Selfridge первым выставил товары для женской привлекательности на первую линию торговой галереи.

Дата смерти:

Ранние годы

Карьера

Когда Гарри исполнилось 10 лет, он начал подрабатывать разносчиком газет. В возрасте 12 лет устроился работать в галантерею Леонарда Филда, что позволило ему, вместе со своим школьным другом Питером Лумисом, создать ежемесячный журнал для детей. Журнал приносил доход от рекламы.

Селфридж, бросив школу в 14 лет, нашел работу в банке в родном городе. После провала вступительных экзаменов в военно-морскую академию США в городе Аннаполис, штат Мэриленд , Селфридж устроился бухгалтером в местной мебельной фабрике. Через несколько месяцев фабрика обанкротилась, и Гарри переехал в Гранд-Рапидс , где начал работать страховым агентом.

В 1876 году его прошлый работодатель, Леонардо Филд, написал Селфриджу рекомендательное письмо для Маршалла Филда в Чикаго , старшего компаньона в Филд, Лейтер и Ко, одного из самых успешных магазинов города (который был переименован в Маршал Филд и Ко , позднее купленный сетью розничной торговли Macy"s). Начав как складской рабочий в оптовом отделе, в течение последующих 25 лет, Селфридж поднялся по карьерной лестнице. В конце концов он сделался младшим компаньоном, женился на Розали Бекингем и заработал значительное состояние .

Работая у Маршала Филда, Гарри впервые организовал рождественские скидки под лозунгом «Всего ___ дней до Рождества», который быстро подхватили владельцы других магазинов. Также он впервые употребил фразу «клиент всегда прав» . Позднее Сезар Риц рекламировал свои гостиницы с лозунгом «клиент никогда не ошибается» .

Селфриджес

В 1906 году Селфридж отправился на праздники в Англию . Неудовлетворенный качеством британской розничной торговли, он заметил что новейшие идеи в торговле, принятые в США , до сих пор не дошли до Лондона . Гарри решил инвестировать 400 000 фунтов в собственное здание и универмаг. Новый магазин, названный «Селфриджес (англ.) русск. », открылся 15 марта 1909 года, тем самым установив новые стандарты в розничной торговле. Магазин просуществовал до 1951 года как независимое предприятие, хотя сам Гарри оставил своё детище намного раньше - в 1941 году .

Кинематограф

В 2013 году вышел британский телесериал «Мистер Селфридж ».

Напишите отзыв о статье "Селфридж, Гарри"

Примечания

Ссылки

(англ.) . IMDb . Проверено 18 марта 2013. .

Отрывок, характеризующий Селфридж, Гарри

– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.

Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.

(Персонажи и прототипы.)

Я сейчас смотрю сериал, который сделало BBC, "Mr. Selfridge"
Почему именно его?
Я много раз писал, что люблю производственные романы и производственные фильмы.
Это производственный фильм. Он рассказывает о Гарри Селфридже, реальном человеке, который приехал из Америки и произвел в поствикторианской Англии революцию в торговом деле.
Он основал огромный универмаг, который был в какой-то степени прообразом шопинг моллов, т.е. мест, где приходили не только за покупками, а чтобы просто провести время, где под одном крышей было много разных сервисов.
Например, рестораны. Кроме того, там впервые в Англии товары стали выкладываться свободно на легко доступные прилавки, а не прятались от покупателя и выдавались только бдительными продавцами для ознакомления, как это было до того.
Ну и наконец, он первым в Англии внедрил формулу: "Клиент всегда прав." Потом его первый огромный универмаг превратился в процветающую сеть магазинов, а потом... он разорился и умер в бедности.
Хоть основанная им сеть существует до сих пор. Но с 1941-го года она ему уже не принадлежит, а он умер 6 лет спустя, в 1947-м году.
Я посмотрел только три серии но вопросов к постановщикам сериала уже накопилось много.
Сначала тот вопрос, который я поставил в заголовок.
Вот Гарри Гордон Селфридж:

в фильме,и в реальности.

Реальный Селфридж, типичный англосакс, даже киплинговского облика из "Несите бремя белых".
Бороды у него кстати нет.

Его кинематографический двойник по внешности - типичный еврей, да еще с бородой.

Я понимаю, что торговля у обычного зрителя ассоциируется сугубо с евреями, всем известно, что евреи даже родную мать продадут, если им заплатят.
(хоть мне неизвестен ни один случай продаж родной матери сыновьями-евреями, но раз народ говорит...)
Тем не менее, речь ведь идет о реальном и достаточно известном человеке, там еврейским происхождением и не пахло, да и в торговле англосаксы ни в чем евреям не уступали.
Почему же именно Джереми Пивен был приглашен на роль Гарри Гордона Селфриджа?
Кстати, мягкий знак семья Пивен потеряла уже в Америке, фамилия тех, кто приехала в Америку с Украины конечно была "Пивень". Это петух по-украински, если кто не знает.
Вот и Джереми Пивен, происхождения которого не вызывает сомнения, он конечно еврей из Нью-Йорка:
ВИКИ:
Piven was born in Manhattan, New York City. He raised in a Reconstructionist Jewish household
играет свою, роль прохаживаясь петухом, среди красавиц-курочек и покрывая тех из них, которые ему приглянулись.
Наверно он знает, что значит его фамилия.
В реальности Гарри Селфридж при жизни жены ходоком не был и не петушился. Да и жена бы ему быстро хвост повыдергала.
Он пустился во все тяжкие уже после ее неожиданной смерти во время эпидемии Испанки в 1919-м году. Тогда от этого вирусного гриппа, вернее от осложнений, грипп переходил в тяжелейшее воспаление легких, а антибиотиков еще не было, умерло 50 миллионов человек.
Умирали все, и богатые и бедные. Роза была богатой, но смерть ее не пощадила.
То, что реальный Гарри и его кинематографический двойник мягко говоря мало похожи мы уже выяснили. Но еще меньше похожа реальная Роза Селфридж, на ее кинематографический облик.

Розали Селфридж:

в фильме

в реальности.

В фильме она похожа на наивную простушку из деревеньки "Америка". У нее лицо девушки из арканзасской или, если хотите, тамбовской глубинки. И выглядит она если не идиоткой, то весьма наивной женщиной.
Ничего подобного!
Именно эта по фильму наивная простушка и была финансовым фундаментом дела Гарри Селфриджа.
Брак этот был мезальянсом. Он был нищим, правда в отличие от его кинематографического образа, красивым, стройным блондином. Ну и неглупым, хоть из школы он ушел и даже среднего образования не получил, но голова на плечах у него была, он делал неплохую карьеру в торговле. Но в Англию он привез 400 тысяч фунтов, это по тем временам огромная сумма, примерно равная сегодняшним сорока миллионам долларов.
И на эти деньги он начал свой бизнес в Лондоне. Об этом в фильме почему-то не говорится, там показывают, что он удачно нашел инвесторов, а у него самого денег было очень мало.
Чушь, у него было много денег. Но эти деньги были не его, а жены. Потому что именно Роза была из очень богатой чикагской семьи. Более того, те деньги которые ей достались она многократно приумножила.
Она была застройщиком, купила большой кусок земли в Чикаго и поделив его на участки выстроила там шикарные дома для чикагской богемы. Ну той, у которой деньги были.
Ее дома были модными и за них платили хорошие деньги. На этом она очень хорошо заработала, но сами понимаете, что она была отличным бизнесменом поднять такое строительство, а потом удачно все продать, очень непросто.
И у ее мужа все шло хорошо в общем, только тогда, когда она была жива.
Ее реальный портрет подтверждает, что реальная Роза не имеет ничего общего с Розой фильма.
Вот такой была реальная Роза Селфридж.
Зачем авторам фильма понадобилось из нее сделать дурочку и чуть ли не коммунистку, кинематографическая Роза например, ездит в метро, как простые люди и вообще не хочет отрываться от народа, убей меня, не пойму.
Т.е. эти два персонажа фильма абсолютно не соответствуют их реальным прототипам.

Кстати, одну из дочек назвали Розой, в честь мамы. Красотка, в папу пошла. Генри рядом с дочкой.

Ну а остальное примерно соответствует действительности. Остановимся на женщинах главного героя.
Как я уже говорил, после смерти жены, Гарри пустился во все тяжкие. Женщины, женщины, женщины. Мне понятно, что именно они его разорили, если бы он чуть умерил свой пыл, ему бы с лихвой хватило того, что давали ему его магазины до конца дней. Увы, он не умерял пыла пока не пустил на ветер все, что имел. Вот это уже по-нашему, по-русски, он не жидился, еврей бы так не поступил.
Тем более, не стоило поручать роль такого ходока еврею Пивену.
Но у него была специализация, он был неравнодушен в основном к балеринам и танцовщицам. Кстати, о русских, одна из тех, кто помог ему избавиться от лишних денег, была знаменитая Анна Павлова.

Анна Павлова в следующих сериях появляется вот такой.
Но я еще эти серии не видел.

Еще одна пассия Гарри, не менее известная танцовщица, знаменитая Айседора Дункан. Кстати, Дункан по-моему, особой красотой и молодостью не блистала, когда встретила Гарри Селфриджа, но, зато как танцевала!
Тем не менее, в первых трех сериях показана другая ветренница, тоже танцовщица по имени Эллен Лов.

И этот персонаж как раз в реальной жизни не существовал. Вот здесь, в этом видео и говорится, что персонаж этот вымышленный, но называется имя той, кто мог быть частично прообразом Эллен Лов: Габи Деслиc.

Я его расслышал и погуглил. Интересная девушка во всех смыслах. В том числе и красивая.
Вот посмотрите.

На этой фотографии все достаточно строго:

а вот на этой..., по тем временам это была почти порнография.

Кстати, артистка, которая играет Эллен Лов действительно чем-то похожа на Габи Деслиc.
Т.е. в этом случае попали авторы фильма.

Несмотря на то, что создатели фильма Гарри и Розу показали абсолютно не такими, какими они были в реальности, я буду продолжать его смотреть ну и Вам осторожно рекомендую.

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Шрифт:

100% +

Селфридж приехал в Лондон в тот момент, когда пресса как раз обрела беспрецедентную власть. Особенно хорошо запросы растущей аудитории ежедневных газет понимал лорд Нортклифф. С его «Дейли мейл» всего за полпенса читатель получал полные страницы скандалов, сплетен о высшем обществе, конкурсов и критических очерков, написанных выдающимися журналистами. Нортклифф был не первым издателем, обнаружившим этот мощный рецепт. Еще в 1881 году Джордж Ньюнс начал выпускать феноменально популярный иллюстрированный еженедельник «Отрывки», заполненный короткими новостными заметками с множеством картинок, и вскоре достиг полумиллионного тиража.

Нортклифф считал, что газета, предназначенная для массового читателя, должна будоражить и развлекать, а Гарри Селфридж придерживался той же позиции в отношении магазинов. С самого основания своего дела Селфридж, как немногие другие, понимал, как важно ни на минуту не выпадать из сферы внимания публики, и виртуозно умел использовать огласку. Он устанавливал отношения и с репортерами, и с ведущими колонок сплетен, и с редакторами, и с владельцами медиабизнеса. Одним из самых близких друзей был его соотечественник, родившийся в штате Висконсин и осевший в Лондоне, – Ральф Блуменфельд, ставший после ухода из «Дейли мейл» главным редактором газеты «Дейли экспресс». Почти каждую неделю двое друзей вместе обедали или ужинали и почти каждый день созванивались или переписывались. Селфридж уважал прессу и, вероятно, никогда не боялся журналистов. Однажды он сказал своему менеджеру по рекламе: «Никогда не борись с ними и, если сможешь, никогда не порти отношений – за ними всегда останется последнее слово». Он был осторожен не без причины, и эта осторожность окупилась. Годы спустя, когда он погряз в долгах и его жизнь покатилась под откос, большинство журналистов оставили его в покое.

Селфридж дальновидно нанял бывшего журналиста Джеймса Конели на должность пресс-атташе и организовал специальный зал под «Журналистский клуб», которым репортеры могли пользоваться, когда оказывались в Уэст-Энде. У приглашенных журналистов имелись собственные ключи от клуба. Зал оснастили пишущими машинками, телефонами, канцелярскими принадлежностями и под завязку наполнили бар, и журналисты могли быть уверены, что каждый день их будет ждать интересная жизненная история, о которой можно телефонировать в отдел новостей. Редакторам присылали корзины для пикника на Рождество и цветы на Пасху. Существовал даже календарь, в котором были отмечены все дни рождения для отправки имениннику особого подарка, а жены журналистов всегда могли рассчитывать на лучший столик в ресторане «Палм-корт». Но Гарри очаровал прессу не только эффективной стратегией общения с тружениками пера – он свято верил в рекламу и потому служил неиссякаемым источником дохода для Флит-стрит.

В неделю открытия магазина Селфридж обрушил на Лондон рекламную кампанию неслыханного масштаба. Самые известные художники-оформители и карикатуристы, включая сэра Бернарда Партриджа из журнала «Панч», создали тридцать восемь шикарно иллюстрированных рекламных макетов, которые появились на ста четырех страницах восемнадцати общенациональных газет. Кампания произвела фурор: даже редакторы «Таймс» объявили, что она знаменует собой начало новой эпохи в британской розничной рекламе, – и, вероятно, пожалели, что не дали Гарри разместить заметку об открытии на передовице газеты. Стоимость подобной кампании была огромной. За первые семь дней магазин потратил тридцать шесть тысяч фунтов – в пересчете на нынешний курс почти два миллиона тридцать пять тысяч! И это не считая затрат на производство – труд одного только Бернарда Партриджа стоил недешево. К вящей досаде рекламных агентств Лондона, все рекламные материалы производились без привлечения третьей стороны. Внутренний творческий отдел универмага разработал изображения, и Гарри Селфридж лично выбрал рекламные площади, выплатив самому себе десятипроцентную маржу, которую обычно получали рекламные агентства.

В те дни большинство магазинов просто покупали скромные серии рекламных блоков в четверть страницы. Гарри Селфридж создал для газет совершенно новый источник дохода – и они обожали его за это. Резонанс произвел не только масштаб вложений. Его рекламные объявления были уникальны, потому что они не просто рассказывали о товаре: это было заявление о его миссии, его философии шопинга. Не всем это пришлось по душе. Один профессиональный рекламный журнал назвал эти заявления «напыщенной чушью», другой – «пустословием».

Вот каким был сентиментальный, идеалистический текст, который вызывал у кого-то восхищение, у кого-то презрение:

Мы счастливы сообщить, что официальное открытие нашего новейшего торгового центра в Лондоне состоится сегодня и продлится на протяжении всей недели. Пусть наше сообщение будет понято ясно: наше приглашение распространяется на всю британскую публику и зарубежных гостей, никаких билетов и карточек не требуется. Мы рады всем – и вы можете наслаждаться покупками или просто прогулкой по магазину с самого открытия.

Объявив о «наслаждении покупками», назвав свой магазин «торговым центром» и, что самое важное, допустив «просто прогулку по магазину», Гарри Селфридж положил начало тенденциям, которые сейчас мы воспринимаем как само собой разумеющееся. Художественная выставка в торговом центре? Селфридж организовывал такие еще в 1909 году. Кулинарные мастер-классы, чтобы продемонстрировать кухонную утварь в отделе товаров для дома? – 1912 год. Сто лет назад это были революционные решения. Казалось, будто с Г. Г. Селфриджем поделился идеями его новый друг Г. Дж. Уэллс. Конечно, случались и промахи. Учитывая растущее напряжение между Британией и Германией, рекламный заголовок «Приветствуем Фатерлянд!», вероятно, был не вполне уместен. В целом, однако, его рекламные объявления, которые не требовали немедленно совершить покупку, но обещали покупателю высокое качество, удобство, комфорт, превосходный сервис, честные цены и, главное, веселье, положили начало целой эпохе.

Вопреки ропоту целой армии техников, которые едва успевали закончить внутреннее оборудование магазина, Селфридж назначил открытие на понедельник, 15 марта 1909 года. Никто не верил, что универмаг будет готов в срок. Один журналист, которому провели экскурсию по помещениям, утверждал, что «повсюду царит беспорядок». Тысяча восемьсот сотрудников работали все выходные, судорожно распаковывая и раскладывая товары в сотне различных отделов, и закончили только к полуночи воскресенья. В живописных витринах, завешенных до открытия шелковыми шторами с рюшами, Эдвард Голдсман создал изысканные композиции, вдохновленные Ватто и Фрагонаром13
Художники, творившие в стиле рококо. – Примеч. пер.

Увидев витрины, сотрудники потеряли дар речи сначала от восторга, затем – от ужаса, когда сработали недавно установленные противопожарные разбрызгиватели и насквозь промочили большую часть шедевров.

Вода доставила больше всего неудобств. Снаружи ее было слишком много – день открытия ознаменовал проливной дождь, – а внутри она вскоре закончилась вовсе. Через магазин прошли тысячи людей, они пользовались роскошными туалетами, пили воду за обедом, и стометровые водонапорные насосы не выдержали нагрузки. Управляющий парикмахерским отделом в отчаянии ворвался в ресторан и потребовал отдать ему все сифоны с газированной водой, чтобы смывать шампунь с уже намыленных голов посетительниц.

В день открытия у входов со стороны Оксфорд-стрит и Дюк-стрит насчитывалось в общей сложности девяносто тысяч сотрудников. Селфридж всегда хорошо ладил с местными полицейскими, и в качестве изящного жеста вокруг магазина дежурили тридцать констеблей, следивших, чтобы толпа не впала в неистовство. Большинство посетителей в тот день пришли просто посмотреть. Продажи в первый день составили жалкие три тысячи фунтов – куда меньше, чем планировалось. Селфридж сохранял спокойствие. Если его и задела низкая выручка, он этого не показывал. Для него день открытия был чем-то вроде премьеры пьесы. Он ждал рецензий. Понравился ли публике магазин? Придут ли они снова? Будет ли предприятие успешным в долгосрочной перспективе?

И что же могло не понравиться? Место выглядело сказочно. Шесть акров торговых помещений, без дверей внутри. Только широкие открытые перспективы – возможно, не такие открытые, как хотелось бы Селфриджу, но, учитывая строжайшие противопожарные нормы в Лондоне, для местной розничной торговли это все равно было дерзостью. Девять лифтов фирмы «Отис», каждый площадью около двух квадратных метров, переносили пассажиров из отделов игрушек, спорттоваров и товаров для водителей на нижние этажи, а оттуда – наверх, к ресторану. Магазин был ярко освещен и наполнен запахом свежих цветов. Полы покрыты коврами «фирменного зеленого» цвета, который встречался во всем – от формы швейцаров до фургонов доставки. В универмаге была библиотека, куда поступали самые свежие газеты и журналы, «зал тишины», чтобы отдохнуть после череды покупок, почтовое отделение, чтобы отправить письмо или открытку, используя бесплатные канцелярские принадлежности, информационное бюро и прообраз современного кон-сьерж-сервиса, сотрудники, которые могли заказать посетителям все, что угодно, – от билетов на поезд или на представление в Уэст-Энде до номера в отеле или каюты на пароходе до Нью-Йорка. К услугам посетителей был пункт первой помощи с дежурной медсестрой (одетой в халат, предоставленный отделом профодежды в том же универмаге), пункт обмена валюты, камеры хранения, роскошные гардеробные для мужчин и женщин, парикмахерская для мужчин, дамский салон красоты, где также предлагался маникюр и даже педикюр. В огромном ресторане обедали под звуки оркестра, а мужчины – но не женщины – могли отдохнуть в курительной комнате. Гарри Селфридж продумал все до мелочей.

Его конкурентов поразило, сколько места было выделено для различных услуг. Ведь люди, несомненно, приходили в магазин за покупками? Стратегия Селфриджа, однако, заключалась в том, чтобы первым делом заманить посетителей, а потом удержать их. После этого покупка не заставит себя ждать. Как он писал в одном из рекламных плакатов, в универмаге продавалось «все, что могут надеть мужчины, женщины или дети» и «почти все, что помогает в повседневных делах». На тот момент он имел в виду практически все, кроме еды и алкоголя. Эти товары появятся позднее. Не продавал он и мебель – по крайней мере не кровати, шкафы или обеденные столы со стульями. Некоторые считали, что это было частью уговора с Уорингом – в конце концов, у него был мебельный бизнес. На самом же деле, как впоследствии заявил Селфридж, дело заключалось в том, что гораздо лучшую маржу можно было получить с продажи декоративных аксессуаров, таких как абажуры, стекло, фарфор, серебро, столовые приборы, ширмы и ковры. Уоринг между тем организовал доставку огромного письменного стола, предназначенного для грандиозного углового кабинета на пятом этаже, где работал председатель совета директоров. Вместе со столом он выслал счет, который Селфридж отказывался оплатить в течение трех последу-ю-щих лет.

В ту неделю сам лорд Нортклифф инкогнито посетил магазин и остался так доволен уровнем сервиса, что написал Селфриджу письмо, в котором рассыпался в похвалах обслужившему его продавцу и заявил, что этот молодой человек по фамилии Паттик «далеко пойдет». Селфридж быстро надиктовал ответ и впервые подписался именем, которое впоследствии будет использовать во всех деловых документах, – Г. Гордон Селфридж.

Глядя на его ранние письма, можно заметить, что и подпись его изменилась. Кажется, будто он специально отрабатывал новый витиеватый росчерк. Теперь у него было новое имя, новый почерк, новый магазин и новая жизнь. А вот привычки остались прежними.

Каким-то образом среди всей суеты, связанной с подготовкой, Селфридж нашел время вступить в ряды избранных братьев – франкмасонов. Он присоединился к Колумбийской ложе номер 2397, в которую входили исключительно проживающие в Лондоне американцы. Одним из выдающихся основателей ложи был Генри С. Велком, американский миллионер, сколотивший состояние на лекарствах, и он с радостью принял «брата Гордона Селфриджа» в ложу. Братская любовь, однако, вскоре была разрушена, когда между женой Велкома Сири и Гарри Гордоном Селфриджем завязался бурный роман.

Глава 7. Взлет

Магазин, который каждый день принимает посетителей, должен быть во всех отношениях превосходен. В чем-то он должен даже облагораживать, подобно церкви или музею.

Гарри Гордон Селфридж

За первую неделю «Селфриджес» принял более миллиона посетителей. С этого момента прославились и магазин, и его владелец. «Селфридж, – писал один журналист, – это не менее важная достопримечательность Лондона, чем Биг-Бен. В утреннем фраке, с белым кушаком, жемчужной булавкой для галстука и бутоньеркой-орхидеей, он – живой символ столицы». Каждое утро, в 8.30, когда Гарри приезжал на работу, его ждала небольшая толпа зевак. Один наблюдатель вспоминал, что «люди на улице всегда встречали его почтительным молчанием и только махали ему». Селфридж приподнимал шляпу и входил в универмаг. На личном лифте он поднимался на пятый этаж и быстро проходил по коридору, стены которого были увешаны вырезками из газетных статей и рекламными объявлениями, в свой кабинет в северо-восточном углу здания. Там его сотрудники – личный секретарь Томас Обри и две машинистки – уже разбирали утреннюю почту.

Утро Гарри начиналось с череды ритуалов, каждый из которых выполнялся в строго отведенное время. Хотя брился он дома, в магазине парикмахерская, оснащенная американским оборудованием, отправляла к нему ассистента, который делал ему массаж головы, обертывание горячим полотенцем и легкую восковую депиляцию усов и бровей, и мастера маникюра, который чистил и подпиливал ему ногти.

Молодой продавец из отдела мужского костюма, выступавший в качестве камердинера, приносил несколько свежевыстиранных шелковых сорочек кремового цвета и развешивал их в кедровых гардеробах, где всегда можно было найти сменный костюм на случай, если перед вечерним выходом Селфридж захочет переодеться. Его высокие черные ботинки с фирменными кубинскими каблуками и специальными стельками, которые добавляли ему несколько сантиметров роста – сделанные на заказ Аланом Макэфи с Дюк-стрит, – протирались замшевой тканью, и, наконец, тщательно чистился его черный шелковый цилиндр.

Управляющий рестораном приносил ему чайник слабозаваренного китайского чая и пиалу с фруктами и ненадолго задерживался, чтобы обсудить меню для гостей, с которыми Селфридж будет обедать в своей персональной столовой. Из цветочного магазина в универмаге приходил флорист с коллекцией роз и орхидей, из которых Селфридж тщательно выбирал розу для хрустальной вазы на столе и орхидею для бутоньерки. Букеты в огромных вазах в его личном кабинете, в приемных и в столовой меняли трижды в неделю. Селфридж обожал цветы с сильным запахом и придирчиво следил, чтобы за ними ухаживали подобающим образом, – всегда убеждался, что вода в вазах свежая, и останавливался, чтобы отщипнуть увядший цветок.

Освежившись, он разбирал утреннюю почту – первую из пяти огромных кип, которые ежедневно прибывали из бюро пересылок, занимавшегося всей корреспонденцией универмага. Затем он с мистером Обри отвечал на важные письма, и в 9.15 секретарь по социальным вопросам проглядывал расписание встреч. Ровно в 9.30 он надевал шляпу и обходил все шесть акров магазина, осматривая свои владения.

Управляющие отделами судорожно звонили сотрудникам, чтобы заранее предупредить их о приближении монарха, и те инстинктивно распрямляли спины и разглаживали костюмы, стараясь не выглядеть при этом виноватыми. Порой Гарри останавливался, где-то задавал вопрос, где-то наблюдал. Он никогда не справлялся о самочувствии, ненавидя любые упоминания о малейшем недомогании. «Скажи-ка, – всегда начинал он, – как продается этот товар?» или «Хорошо ли берут вот это?». Он в точности знал, как на самом деле идут продажи, ведь каждое утро у него на столе оказывались отчеты за предыдущий день, но он хотел услышать это непосредственно от продавца. По его указанию сотрудники всегда обращались к нему «мистер Селфридж», а не «сэр». Формальности были ему не по душе.

Любые письма, подписанные на манер тех времен «засим остаюсь, сэр, Вашим преданным слугой», заставляли его поморщиться. За глаза сотрудники обычно называли его Вождем.

Все замечания и заметки о том, что требовало дальнейшего обсуждения, Селфридж делал карандашом прямо на своем манжете – не зря он держал в кабинете запасные рубашки. Он никогда не критиковал никого публично – да и хвалил тоже редко, – но, услышав что-то хорошее, кивал и едва заметно улыбался. Затем, взглянув на свои часы – они всегда шли у него на пять минут вперед («чтобы я мог прожить на пять минут дольше»), – он переходил в следующий отдел. Ничто не могло укрыться от его ястребиного взгляда – ни пятно на ковре, ни затупившийся карандаш. Если он замечал где-то пыль, то просто выводил пальцем на поверхности свои инициалы, так же как делал это у Маршалла Филда. После этого пыль там не задерживалась.

А вот его присутствие ощущалось еще долго после того, как он уходил, и сотрудники до конца дня обсуждали «обход». Иногда они получали служебную записку – желтый конверт для телеграммы, который доставляли прямо на рабочее место. Изначальная задумка заключалась в том, что все будут сразу бросаться открыть этот конверт, думая, что пришла срочная телеграмма. Когда сотрудники поняли идею, они стали открывать конверты еще быстрее, чтобы поскорее узнать, хорошие или плохие известия принесет им личное письмо Вождя.

Обход Гарри занимал больше часа. До возвращения в кабинет он успевал повидаться более чем с тысячей человек. За десять лет число сотрудников достигло свыше трех тысяч, а в конечном счете перевалило за пятитысячную отметку. Он общался с каждым. Для многих эта встреча была главным событием дня. Сам руководитель, наделенный шармом, которого не было ни у одного другого розничного магната, был причиной, по которой они работали в «Селфриджес». Этот магазин был театром, и занавес поднимался каждое утро в девять часов. Как и любой импресарио, Гарри Селфридж проверял готовность труппы и сцены к представлению.

Остаток утра он проводил, изучая отчеты о покупателях и описи товаров, проводя встречи с отделом рекламы, продумывая концепцию оформления витрин и разговаривая по телефону. В магазин было проведено сто двадцать линий, соединявших магазин с коммутатором в Мейфэйр, и шестьсот внутренних линий. Селфридж считал зарождающуюся систему телекоммуникаций жизненно необходимым бизнес-инструментом. Он предложил Национальной телефонной компании открыть филиал у него в универмаге, но они отказались, в качестве компенсации выделив ему особый телефонный номер «Джерард один». Когда телефония начала распространяться в Лондоне, Селфридж был первым, кто начал продавать все необходимое оборудование, и первым, кто разместил свое рекламное объявление на обложке телефонного справочника – никто больше до этого не додумался.

Теоретически дверь в кабинет Гарри всегда была открыта для всех, кто хотел его видеть. В действительности Томас Обри ревностно оберегал его уединение. В целом Селфридж был дружелюбен, но порой становился раздражительным. Директора, которых вызывали на ковер, получали от мистера Обри специальный кодовый сигнал: «Северный ветер», «Северо-восточный ветер» или «Штормовое предупреждение», – чтобы те знали, чего ожидать. Они вскоре узнали также, что Селфридж ненавидел, прямо-таки терпеть не мог длинные совещания. Для того чтобы структурировать свое время и заставить посетителей понервничать, он придумал целый ритуал. Как только кто-то входил в его кабинет, он переворачивал большие песочные часы. Пригвоздив посетителя к месту прон-зительным взглядом, он спрашивал: «Чем могу быть полезен?» Пятнадцати минут, по его мнению, должно хватить для большинства вопросов. Он не считал, что время – деньги, он верил, что оно бесценно. Он был одержим временем. Ему было пятьдесят три. Он хотел снова стать тридцатилетним.

Учитывая, с какой прохладцей старые лондонские ретейлеры отнеслись к грандиозному открытию «Селфриджес», любопытно, как многие из них тут же вспомнили о своих юбилеях, которые нобходимо отпраздовать в этом году. Питер Робинсон, Д. Х. Эванс, Джон Бейкер, «Суон, Эдгар и Мейплс» – все они организовали события, которые позволили им выслать роскошные пригласительные открытки и развлекать посетителей. Даже могущественные «Харродс» не устояли и решили, что они не могут больше ждать ни минуты – пора отпраздновать семидесятипятилетнюю годовщину, устроив серию концертов Лондонского симфонического оркестра. Селфриджа очень позабавила их арифметика: хотя основатель универмага Генри Харродс открыл свою первую лавку в Степни в 1835 году, помещение на Найтсбридж он приобрел только в 1853-м. Сэр Альфред Ньютон, председатель совета директоров «Харродс», нанес визит Селфриджу, чтобы выразить почтение. Их встреча казалась дружелюбной, но завершилась словами сэра Альфреда: «Вы потеряете свои деньги».

Селфридж, вероятно, припоминал это замечание несколько недель спустя, когда магазин целыми днями простаивал пустым, а доход был мизерным. Репортер из «Ивнинг ньюс», который в какой-то момент оказался единственным посетителем на верхнем этаже, наткнулся на Селфриджа, который, бравируя, просто сказал: «Похоже, лифтов нужно вдвое больше. Нехорошо заставлять людей внизу ждать». В «Ивнинг ньюс» отметили его «непобедимый оптимизм», но другие заметки в прессе были не столь лестными. «Англо-континентальный журнал» по-пуритански отметил, что «Селфридж пускает в ход все свое искусство, чтобы склонить женский пол к мотовству, которое приводит семьи к несчастью и разорению».

В чем-то они были правы. В эпоху, когда у среднестатистической семьи не было возможности взять кредит, многие семьи по-прежнему покупали только то, что могли себе позволить. «Селфриджес» больше, чем любой другой магазин в Англии, перевернул представления людей о шопинге. Но вместо «несчастья и разорения» он приносил людям подлинное удовольствие от покупок, пусть самых скромных, и позволял покупателю почувствовать себя особенным. Когда магазин открылся, все посетители (так Селфридж предпочитал называть покупателей) получили в подарок миниатюрный серебряный ключ с предложением «чувствовать себя как дома». «Я хочу служить обществу галантно, эффективно, оперативно и совершенно честно», – сказал Селфридж уважаемому американскому журналисту Эдварду Прайсу Беллу. Впоследствии его покупателям было не на что пожаловаться. Лорд Бивербрук, впечатлить которого считалось непросто, заметил позднее, что «Гордон Селфридж – основоположник искусства баловать клиента». Он оказался прав. Люди приходили в «Селфриджес» не за тем, что им было нужно, а за тем, чего им захотелось.

Что было нужно самому Гарри Селфриджу, так это деньги. Ежегодно необходимо было выплачивать зарплаты на общую сумму сто двадцать тысяч фунтов, проценты на взятый у Джона Маскера кредит в триста пятьдесят тысяч фунтов, десять тысяч фунтов земельной ренты и все возрастающие отчисления в фонд социального страхования, не говоря уж об огромном бюджете на продвижение бренда. В таких условиях неудивительно, что с финансами у него было туго. Велись переговоры с заинтересованными лицами о выпуске акций, но прийти к окончательному решению оказалось нелегко. В это время в Лондоне Фрэнк Вулворт, американский мультимиллионер, сколотивший состояние на «магазинах-десятицентовиках», исследовал возможности для открытия английских филиалов. Своим коллегам в Америку он написал:

Магазины здесь слишком малы, не хватает простора. Люди делают покупки, рассматривая товары в витринах. Когда заходишь в магазин, от тебя ожидают, что ты уже сделал свой выбор и готов заплатить. Продавцы смеривают тебя ледяным взглядом, если ты по американской традиции зашел просто осмотреться. «Селфриджес» – это единственный универмаг, сделанный по американскому образцу. Селфридж вложил в него огромные деньги и со временем, быть может, добьется успеха. Он пытался привлечь инвестиции в свою корпорацию, но пока безуспешно. Большинство англичан считают, что его ждет провал. Похоже, здесь к нему относятся с предубеждением – как к любому иностранцу, пробравшемуся на их территорию. Здесь не стоит ждать легкой победы.

Самого Селфриджа огорчала, как он говорил, «определенная враждебность, исходящая от конкурентов». Ходили слухи, будто некоторые из работников, занимавших руководящие позиции, специально пришли на эти должности по указанию конкурентов и докладывали начальству о новых системах и об обороте универмага. Конечно, некоторые из них были уволены всего через несколько месяцев. Селфридж горячо отрицал, что дело было в коммерческом шпионаже, и объяснял, что уволенным просто «не подошли наши методы обучения и правила компании». Правила эти были непреложны: никаких «благодарностей» или откатов от поставщиков, пунктуальность и опрятность в любой ситуации и строжайший дресс-код.

В «Селфриджес» у работников не было права на ошибку. Один промах означал немедленное увольнение. Сотрудники, похоже, не возражали. На каждую вакансию претендовали по пять человек: зарплаты были чуть выше, чем в других местах, удобства для сотрудников были уникальными по тем временам, и – что важно – в «Селфриджес» не существовало системы штрафов. Один из старейших работников, который проработал там более тридцати лет, вспоминал: «В магазине с самого начала царило благодушие – люди там всегда были счастливы».

Селфридж, возможно, огорчил и возмутил немало людей в Лондоне, но он искренне хотел сделать Оксфорд-стрит самой выдающейся торговой улицей в мире. Это оказалось труднее, чем он думал, и он признал, что идеальным раскладом было бы «иметь “Харродс” по одну сторону от нас, “Уайтлиз” по другую и “Суон и Эдгар” напротив. Тогда мы все были бы успешней».

Ежедневно обсуждалось, как увеличить приток посетителей. Твердо вознамерившись сделать так, чтобы в магазин приходили мужчины – или в сопровождении жен и подруг, или за собственными покупками, – Селфридж открыл тир на террасе на крыше. В магазине выставляли картины, не прошедшие отбор на Летнюю выставку Королевской академии. «Художникам непросто зарабатывать на жизнь, – говорил Селфридж, – и так или иначе среди них можно обнаружить скрытые таланты». Как оказалось, недооцененных гениев среди них не было, но Селфридж не оставил стремления исследовать и воплощать новые идеи. Даже его детям нельзя было вставать из-за стола после завтрака, не предложив как минимум три новые идеи. Розали, Вайолет, Гарри Гордон (которого все звали Гордон-младший) и Беатрис теперь было соответственно по пятнадцать, двенадцать, девять и восемь лет. Воспитывали их, мягко говоря, необычно. Их ровесники в то время не завтракали вместе с родителями и уж тем более не обсуждали деловую стратегию, а их отцы не владели магазинами, в которых продавалось неслыханное тогда лакомство – крем-сода.

Грейс Ловат Фрейзер, подруга Розали, проводила много времени на Арлингтон-стрит. Обстановка в доме была «живой и непринужденной, там всегда гостила молодежь, которую почтенная миссис Селфридж очень любила». Грейс очень сблизилась с детьми Селфриджей и регулярно участвовала в поездках и приемах, организованных их бабушкой – женщиной, по ее словам, «ненавязчиво устрашающей» и «несомненно, главой семьи». Роуз Селфридж не разделяла любви мужа к Лондону и его ночной жизни. Не волновали ее и строгие формальности эпохи. Даже Дженни Джером, мать Уинстона Черчилля, ранняя «долларовая принцесса» и член свиты Эдуарда VII, писала в своем дневнике в 1908 году: «В Англии на американку смотрят как на чужое, ненормальное существо, представляющее собой нечто среднее между краснокожей индианкой и девушкой Гейети14
Хористка лондонского мюзик-холла «Гейети».

». Впрочем, у самой Дженни была татуировка в форме змеи на запястье и склонность заводить любовников моложе собтвенного сына, в то время как Роуз Селфридж вовсе не вела разгульный образ жизни и больше всего любила проводить время дома с семьей. Роуз скучала по Чикаго и ездила туда навестить сестру по три-четыре раза в год.

У их детей были очень разные характеры. Грейс писала, что «Розали была тихой и мягкой, совсем как мать, а Вайолет – общительной, обаятельной и умела выдумывать неожиданные развлечения, на которые остальные члены семьи смотрели благосклонно». Было известно, что Вайолет, главная сорвиголова в семье, часто пробиралась в офис отца, надев для маскировки светлый парик, и выманивала у него чек на приличную сумму – якобы на благотворительность.

Девочки ходили в школу мисс Дуглас на улице Квинс-гейт, посещали уроки танцев у миссис Уордсуорт, обучались хорошим манерам и «очень красивому французскому». Юного Гордона тем временем отправили в частную школу. С раннего детства его готовили к участию в отцовском бизнесе, на каникулах с ним занимались частные педагоги, и даже ребенком он часто появлялся на фотографиях рядом с отцом. Универмаг был для детей Селфриджа игровой площадкой. Девочек, как принцесс, принимали в отделе игрушек, в зоомагазине, в отделе детской одежды и особенно в кондитерском отделе. Гордон-младший с друзьями, должно быть, предпочитал просторные нижние этажи, где мужчины загружали угольные печи, обеспечивающие отопление по всему магазину, или пристань «Айронгейт» в Паддингтоне, где держали фургоны, лошадей и повозки службы доставки.

По сравнению со многими одноклассниками Селфриджи очень много путешествовали по миру. Лето они проводили в Чикаго, а на зиму уезжали в Санкт-Мориц, чтобы кататься на лыжах и коньках. В Лондоне они катались по городу на велосипедах, занимались теннисом и дзюдо – а одежда и снаряжение для этого им предоставлялись из обширных запасов спортивного отдела универмага.

Если спортивная одежда для мужчин теперь стала легче, женщины по-прежнему были укутаны от подбородка до лодыжек – или, когда речь шла о купальнике, от подбородка до колен. В 1909 году миссис Шарлотта Купер Стерри, пятикратная победительница женского Уимблдона, сказала: «На мой взгляд, ничто не украшает спортсменку и не соответствует игре так, как качественная белая юбка – на пару дюймов выше земли, белая блузка с белым воротничком, белая повязка на голове и светлый шелковый галстук». Чего она не сказала, так это того, что она – как и все женщины – по-прежнему носила корсет, хотя новомодный «спортивный корсет» был поменьше, сшит из хлопка, охватывал только талию, и в нем было гораздо меньше косточек. Идея произошла от детского корсета – ребристого хлопчатобумажного корсажа, – который дальновидные предприниматели начали выпускать во взрослых размерах, представляя его как более легкую форму белья.